Настасья обняла его, прошептала спасибо. Старик сконфузился, закашлялся, неловко похлопал ее по спине. Настасья рассмеялась и потянула на себя тяжелую дверь.
На улице совсем стемнело, деревня засыпала; наверху, в небе, словно непослушные цыплята, выскочили и разбежались звезды. Настасья подняла голову и долго стояла, вглядываясь в вечное и прекрасное небо.
Где-то в стороне раздался тихий звон. Женщина очнулась, опустила тяжелую голову. Глаза слипались, звезды шептались наверху, и Настасье казалось, что она разбирает каждое слово. Добрела до дверей, удивляясь своей сонливости, расстелила постель, из последних сил умылась и упала в темный и тихий сон.
И снова, как когда-то, белой гусыней плыла она по бескрайнему небу. Не глядя по сторонам, вытянув до боли сильную шею, уверенно взмахивая мощными крыльями, направилась к темному лесу. Исчезли все мысли, чувства, кроме ощущения правильности происходящего.
Лес молчал. Казалось, он наблюдает тысячами крохотных глаз, настороженно следя за приближающейся птицей. И Настасья ощущала неуверенность и уязвимость леса, словно во сне он стал живым существом.
Подлетев к ближайшей сосне, грузно приземлилась, постояла секунду, задумавшись, собираясь с силами, и вдруг начала яростно долбить темную кору. Полетели щепки, полились пахучие смоляные слезы. А гусыня все била и била древнее дерево, не обращая внимания на боль, на гнев застивший разум, на выскакивающее сердце. Остановилась, отдышалась и громко закричала, вытянув шею до хруста. Что она кричала, Настасья так и не поняла. Но были в этом крике слезы, боль и просьба.
Она развернулась, и, устало переваливаясь, переставляя широкие лапы, медленно направилась в сторону деревни, удовлетворенно разговаривая сама с собой, погагакивая и изредка, повернув голову и глядя на лес, сердито шипя.
Утром пришла заспанная Макаровна. Она зевала, заражая Настасью сонливостью. Разговаривала с котом, гладила, чесала его за ушами и так ему надоела, что Васька запрыгнул на шкаф и смотрел на их приготовления, сердито мотая хвостом. Посидели на дорожку, сгорбившись на табуретах и отводя взгляды. Настасья услышала с улицы гудок машины и вскочила.
- Ну, с Богом, - крепко обняла свою подружку, поглядела на сердитого кота и обе вышли за дверь.
В машине сидел бодрый, никогда не унывающий Матвеич.
- Ну, что Настасья, по утреннему холодку, да с ветерком?
Матвеич хорохорился, Иринка, увидев его, поздоровалась и важно задрала нос, и Настасья, глядя на этих двоих, неожиданно подумала: "А ведь неплохая пара". И усмехнулась своим мыслям.
- Ты чего? - подскочила Иринка, искренне радуясь, что подружка наконец-то улыбнулась.
- Да, так, - ответила ей Настасья весело. - Хорошо мне с вами.
Сказала - и сама поверила в свои слова. Подумала о странном сне, об ощущениях после него. Тело налилось странной злой силой. По рукам и ногам мелкими покалываниями разливался гнев. Настасья глубоким вдохом набрала в грудь чистого, с сосновой горчинкой воздуха, задержала дыхание, успокаиваясь. По телу разлилось спокойствие, но обманчивое, недолгое.
Она выдохнула и полезла в кабину. Сумку поставила на колени, придерживая рукой. Дороги у них были не ахти, колеса машины то проваливались в ямы, то взлетали на колдобинах.
Неделя в гостях пролетела незаметно. Сестры и наплакались, и насмеялись. Вспомнили родителей, пропавшего деда.
- Так не нашли, - качала головой Лида. - А помнишь, тетка Галя, соседка наша, про лес рассказывала? Будто есть в нем такое место, где наш мир соединяется с другим. И те кто, в том мире живут, будто бы стражи, не пускают всякую нечисть в нашу деревню. А деревня наша - не просто несколько домов, а последний приют для избранных. Ну, если весь мир погибнет, именно с нашей деревеньки он начнет строиться заново. Не помнишь? - Лида глянула на остолбеневшую Настасью и закончила испуганной скороговоркой. - Но в последнее время слабы они стали, вот и забирают из нашего мира к себе разных заблудившихся путешественников.
Лида зажала рот рукой, с ужасом глядя на Настасью.
- Прости, какая же я дура, прости, - зашептала.
Настасья порывисто обняла ее:
- Сказки это все, сестренка, сказки.
Зажмурила глаза, стиснула крепко зубы, чтобы не заплакать. Сказки, конечно, но как объяснить сны и странные мысли и знание, словно бы рожденное с ней, что никогда нельзя из деревни уезжать. Как же быть с этим? Настасья тряхнула головой, открыла глаза.
- Сказки, - повторила она, - все сказки.
Лида глянула ей в лицо и неожиданно засмущавшись, зашептала в самое ухо:
- А у меня новость, никому не говорила, сглазить боюсь, - помолчала и шепотом добавила, - беременная я, Настюша, представляешь?
Настасья собрала все силы, обняла ее крепко и тоже зашептала:
- Ну, вот и дождалась, а ты не верила.
На глазах появились слезы, потекли по щекам, по шее. Горячие и искренние.
Обратно Настасья возвращалась на машине сестриного мужа. Нагруженная подарками, сидела на заднем сидении огромной машины, смотрела в окно и усмехалась: еду, словно королева, со всеми удобствами.
Только после того как дорога повернула от колхоза в сторону их деревни, и Настасья увидела родные поля и рощицу вдоль дороги, поняла, как соскучилась по родным местам. И такой восторг почувствовала от того, что возвратилась, что живет, окруженная такой красотой и покоем, что захотелось выскочить из авто, разбежаться и взлететь. А потом парить над деревней, над бескрайним темным лесом и любить, любить. И этот странный, хоженый-перехоженный, но такой загадочный лес, и деревянные постройки, и древние темные колодцы с ледяной водой, и деревенских жителей, которые почему-то всегда представлялись Настасье особой расой. Все долгожители, никто не болеет и земля у них особенная и деревня и вышли они все кажется из темного леса, а кто-то и ушел в него.
Настасья недоуменно распахнула глаза, оказывается, она задремала, вот откуда эти странные мысли. И про особую расу и про темный лес, который, оказывается, им всем дом родной.
"Только мне одной он врагом стал", - с усталой злостью подумала Настасья.
Зять помог ей выйти из машины, перенес вещи в дом, молча, не спрашивая ни о чем, оглядел хозяйство. Заметил брошенные у забора доски, спросил: "Прибить?". Но Настасья, опустив глаза и сжав губы, покачала головой: "Нет". Зять кивнул, махнул рукой и умчался по пыльной деревенской дороге обратно в город.
"Хороший муж Лидке достался", - размышляла Настасья, распаковывая сумки и пакеты. - "Работящий, богатый. Да и ее любит. Вон сколько без детей жили, а не бросил".
Она села и устало вздохнула: "Надеюсь, и с детьми не бросит".
Накатила тоска. Настасья ссутулилась, прикрыла глаза, на веках красными всполохами горели невыплаканные слезы. Долго сидела, закрыв лицо руками, пока не услышала негромкое царапанье. Вздохнула, вытерла слезы и, не включая свет, в шуршащем полумраке подошла к двери. Улыбнулась, услышав требовательное и одновременное жалобное мяуканье. Впустила кота и, не удержавшись, подхватила на руки, прижалась щекой к мягкой, пахнувшей травой, землей и солнцем шерсти. Кот тут же откликнулся громким дробным мурлыканьем, но баловал ее своей нежностью недолго, соскочил с рук и важно прошествовал к своей миске. Долго пил воду, сгорбившись и прикрыв глаза, затем, не торопясь, подошел к Настасье и сел возле ног.