И вдруг в зале заговорило радио.
Радио: «В Петроградский Совет, 5 мая 1921 года. Мне сообщают, что могилы Плеханова и Засулич заброшены. Нельзя ли дать приказ присмотреть, налечь, проверить, Ленин».
К о н и. Господин прокурор!
К е с с е л ь (встал). Господа судьи, господа присяжные заседатели! Я обвиняю подсудимую Засулич в том, что она, имея заранее обдуманное намерение лишить жизни градоначальника Трепова, 24 января явилась к нему и выстрелила в него из револьвера. При этом я заявляю, что ни порицать, ни оправдывать действия градоначальника Трепова я не буду, ибо не могу судить человека, не выслушав его объяснения. Но и независимо от этого разбор действий господина Трепова я нахожу излишним, ибо каждый может любить или ненавидеть кого угодно, но никто не может нарушить чужих прав, никто не имеет права возводить свои взгляды на степень судебного приговора. Засулич сочла возможным устроить какой-то тайный суд над лицом, сделавшим известные распоряжения. Она сочла возможным соединить в своем лице и прокурора, и защитника, и судью, вынести смертный приговор и сама же привести его в исполнение. Обвиняя Засулич, я защищаю жизнь человека. И я твердо уверен, что никакие самые красноречивые рассуждения не сотрут пятен крови с рук, покусившихся на убийство!
Через авансцену проходит ц ы г а н с медведем. Цыган бьет в бубен, медведь пляшет.
Ц ы г а н . А ну, Мишенька, покажи, как Дуняша по воду ходит…
Медведь показывает.
А ну, Мишенька, покажи, как квартальный Селифан водку пьет…
Медведь показывает.
А ну, Мишенька, покажи, как генерал Трепов студентов лупцует…
Медведь накидывается на цыгана и бьет его.
П р и с т а в. Ты что, дурак!.. Вон!.. Чтоб духу твоего не было!
Ц ы г а н. А ну, Мишенька, покажи!..
Уходят.
П р и с т а в (обращаясь к суду). Виноват, ваше превосходительство, недоглядел…
К о н и. Господин адвокат!
А л е к с а н д р о в (встал). Кто станет отрицать, господа присяжные заседатели, что самоуправное убийство есть преступление? Но смысл покушения, произведенного Верой Засулич, можно уяснить, только сопоставив это покушение с его мотивами. Короткое газетное сообщение о наказании Боголюбова розгами не могло не произвести подавляющего впечатления на всякого, кому знакомо чувство чести и человеческого достоинства. Боголюбов был осужден за государственное преступление. Он принадлежал к группе молодых, очень молодых людей, судившихся за преступную манифестацию на площади Казанского собора. Но физиономия государственных преступлений нередко изменчива. То, что вчера считалось государственным преступлением, сегодня или завтра становится высокочтимым подвигом гражданской доблести. Что был для Веры Засулич Боголюбов? Он не был ей родственником, другом, он не был ей знакомым, она никогда не видела его. Но разве для того, чтоб прийти в негодование от позорного глумления над беззащитным, нужно быть сестрой, женой, любовницей? Засулич не могла оторваться от мысли о Боголюбове. Кто вступится за опозоренного? Кто вступится за судьбу других несчастных, находящихся в его положении? Печать? Но печать молчала. Общественное мнение? Но оно не выползало из интимного круга приятельских бесед. Она ждала, наконец, слова от правосудия. Но о правосудии не было слышно. И вдруг внезапная мысль, как молния, сверкнувшая в уме Засулич: «О, я сама! Затихло, замолкло все о Боголюбове, нужен крик, в моей груди достанет воздуха издать этот крик, я издам его и заставлю услышать!..» Господа присяжные заседатели! Не в первый раз на этой скамье является перед судом общественной совести женщина по обвинению в кровавом преступлении. Были здесь женщины, смертью мстившие своим соблазнителям, были женщины, обагрявшие руки в крови изменивших им любимых людей или своих более счастливых соперниц. Те женщины, совершая кровавую расправу, боролись и мстили за себя. В первый раз является здесь женщина, для которой в преступлении не было личных интересов, личной мести, женщина, которая со своим преступлением связала борьбу за идею…
«Борьбу за идею!.. Борьбу за идею!..» — как эхо донеслось с улицы.
И если мотив поступка…
«И если мотив поступка!..» — стогласно откликнулась улица.
…не кажется вам тяжелым на весах общественной правды, если для блага общего, для торжества закона, для общественной безопасности нужно призвать на подсудимую кару законную — да свершится ваше карающее правосудие!..
Вздрогнули присяжные заседатели.
Не задумывайтесь! Без упрека, без горькой жалобы, без обиды примет она от вас решение ваше и утешится тем, что, может быть, ее страдания, ее жертва предотвратила возможность повторения случая, вызвавшего ее поступок. Но как бы мрачно ни смотреть на этот поступок, в самих мотивах его нельзя не видеть честного и благородного порыва. Да, она может выйти отсюда осужденной, но она не может выйти опозоренною!..
«Не может выйти опозоренною!..» — откликнулось эхо. Александров сел. Кони спустился на игровую площадку, где его ожидает министр юстиции г р а ф ф о н П а л е н.
Ф о н П а л е н. Ну, Анатолий Федорович, теперь все зависит от вас, от вашего умения и красноречия.
К о н и. Граф, умение председателя состоит в беспристрастном соблюдении закона, а красноречивым он быть не должен, ибо существенные признаки резюме — беспристрастие и спокойствие.
Ф о н П а л е н. Беспристрастие! Беспристрастие!.. Но есть дела, где нужно смотреть так, знаете, политически. Это проклятое дело надо спустить скорей и сделать на всю эту проклятую историю так (он очертил в воздухе крест). И я говорю, что, если Анатолий Федорович захочет, он так присяжным скажет, что они сделают все, что он пожелает! Ведь так? А?..
К о н и. Граф, влиять на присяжных должны стороны — прокурор и адвокат, — это их законная роль.
Ф о н П а л е н. Да, но, повторяю, от вас, именно от вас, правительство ждет в этом деле услуги и содействия обвинению. Я прошу вас оставить нас в уверенности, что мы можем на вас опереться… Что такое стороны? Стороны — вздор! Тут все зависит от вас!..
К о н и. Позвольте, граф. Вы высказываете совершенно невозможный взгляд на роль председателя, и могу вас уверить, что я не так понимал эту роль, когда шел в председатели, не так понимаю ее и теперь. Председатель — судья, а не сторона, он держит в руках чашу со святыми дарами, он не смеет наклонять ее ни в ту, ни в другую сторону — иначе дары будут пролиты… А если требовать от председателя не юридической, а политической деятельности, то где предел таких требований, где определение рода услуг, которые может оказать иной, не в меру услужливый, председатель? Нет, граф! Я вас прошу не ждать от меня ничего, кроме точного исполнения моих обязанностей.
Ф о н П а л е н. Тогда вот о чем я вас попрошу… Знаете что? Дайте мне кассационный повод на случай… На всякий случай. А?
К о н и (еле сдерживаясь). Что вы имеете в виду?
Ф о н П а л е н. Ну, какое-нибудь незначительное нарушение процедуры.
К о н и. Я председательствую всего третий раз в жизни, ошибки возможны и, вероятно, будут, но делать их сознательно не стану, считая это совершенно несогласным с достоинством судьи и принимаю такое предложение ваше просто за шутку.