М а ш а. А это среда еще на вас мало влияла. Будете и на моего похожи.
И г о р ь. На меня влиять довольно трудно.
М а ш а. А это смотря какой отец… И вообще, видали мы такие монолиты из предварительно-напряженного железобетона. (Размахнулась ракеткой и ударила Игоря мячом.)
И г о р ь. Слушайте, вы дождетесь!
М а ш а. Ой, скорей бы!
Игорь поймал мяч и замахнулся. Маша побежала, закрываясь ракеткой. Игорь — за ней.
Эй, железобетон!.. Догнать не можете!..
И тут появился В и к т о р Г л е б о в и ч. Он был мрачен и устал.
В и к т о р (кивнул). С дочкой, вижу, познакомились?
Игорь (растерянно). Это, однако, ваша дочка?..
М а ш а. Ну вот!.. Я такую интригу закрутила, а ты пришел и все испортил!..
Виктор Глебович прошел в кабину.
(Тихо.) Везувий. Этна.
И г о р ь. Что, что?..
М а ш а. Вулкан. Уже дымится. Перед извержением.
И г о р ь. Я что-то не пойму.
М а ш а. Сейчас поймете.
В и к т о р (вошел). Дай ему ракетку.
М а ш а. Он не умеет.
И г о р ь. Я не умею.
В и к т о р. А что вы умеете… Считать умеете?.. Машка, подавай!
И г о р ь. Один — ноль.
В и к т о р. Вы что, в очко играете?.. Тогда за мячом бегайте.
И г о р ь. Не буду.
В и к т о р. Ясно. Живете по принципу: «Человек — это звучит гордо»?
И г о р ь. Я пошел.
В и к т о р. Далеко пойдете. Кстати, я прочел вашу работу.
Игорь остановился.
Подача!
М а ш а (тихо). Чего ты издеваешься?..
В и к т о р. Подача, я тебе говорю!.. (Игорю.) Я вот все думаю, как с ней быть.
М а ш а. Со мной?
В и к т о р. Да нет. С его работой. Выбросить жалко, а продолжать — бессмысленно.
И г о р ь. Почему?
В и к т о р. Написано же: «Генетика. Не лезть. Высокое напряжение. Опасно для жизни». Череп с костями нарисован — для дурачков и неграмотных. Так нет же, лезут!.. Чего вы туда лезете?!.
М а ш а. А он, папа, масштабно мыслит: я и русская наука.
И г о р ь. А вы бросьте смеяться. Ради этой самой русской науки можно, однако, и на высокое напряжение…
М а ш а. Папа, приведи ему пример.
В и к т о р (раздраженно). Какой пример?
М а ш а. У нас же на все случаи жизни — один пример. Мишка Бабаев.
В и к т о р. А если отбросить эту дурацкую фронду, которую мы в последний раз… Предупреждаю, при свидетеле предупреждаю — в последний раз спишем на возраст, то я вам серьезно скажу — есть у меня такой друг, удивительного таланта личность, некто Бабаев, Михаил Афанасьевич Бабаев. Полез тоже на такой столб. С черепом, с костями. Ну и шлепнулся. И вся жизнь насмарку!..
И г о р ь. А я его, однако, знаю.
В и к т о р. Кого?
И г о р ь. Михаил Афанасича. Я ж Ирбейского интерната выпускник.
В и к т о р. Драгунского полка подпоручик. (Пауза.) Рецензию вместе писали?
И г о р ь. Какую?
В и к т о р. О моей работе.
И г о р ь. Нет.
В и к т о р. Можно верить?
И г о р ь. Я уж тогда в Томске учился, в университете.
В и к т о р. А он и не знал?
И г о р ь. Знал. Я ему посылал.
В и к т о р. Ну и что?
И г о р ь. Сказал: ничего, нормальная статья.
В и к т о р (ударил по мячу). Абсолютно справедливо. Нормальная статья. Все у нас нормально. И температура нормальная, и обстановка нормальная, и люди нормальные, и статьи нормальные — поразительно здоровый организм!.. Подача, Марья!.. Пода-ча!.. (Играют.) В общем, так. Заголовок снять. Нечего ярить быка. Что-нибудь нейтральное. Подумайте… Экспериментальную часть будете делать не у нас, а где-нибудь у медиков, чтоб кому не надо глаза не мозолить… И не морщитесь, я договорюсь, лаборатория будет не хуже нашей… И учтите — до окончания работы никто… И я в том числе… О вашей концепции знать не знаем, ведать не ведаем… А там… Есть такая азиатская байка: либо хан умрет, либо вы умрете, либо осел сдохнет.
Игорь молчит.
М а ш а. Вот оно — влияние среды.
В и к т о р. Что, что?..
М а ш а. Я говорю: сегодня среда. Среда влияет.
В и к т о р (захохотал). Вот мерзавка!.. (И метнул в нее мяч.)
На авансцене.
М а ш а. Мам, а ты любишь отца?
Л е н а. А ты любишь свою руку?.. Или там шею?.. Или свой бок?.. Он — это я, я — это он. Его радости — мои радости, его печали — мои печали.
М а ш а. А твои печали?
Л е н а. Его печали, ты же знаешь… Это настолько естественно, что об этом далее нелепо говорить. Как две половинки фасоли.
М а ш а. Ты цельный человек, мать. А вот я — нет. Я не могу быть половинкой фасоли. Я не могу думать об Игоре как о своей руке.
Л е н а. Значит, ты его не любишь.
М а ш а. Люблю! Ужасно, невероятно, черт знает как люблю!.. Но я почему-то потеряла уверенность. А вдруг эта моя рука проголосует за то, за что я не хочу голосовать, напишет то, чего я не хочу писать. Представляешь?.. Вот же что страшно, ма!..
Бывшая квартира Бахметьевых. Комната, в которой живут Алферовы. Стол придвинут к дивану, чтоб А н н а И в а н о в н а — она больна и полулежит на подушках — чувствовала себя сидящей за столом. В гостях у Алферовых М а ш а и И г о р ь.
В е р а И в а н о в н а. Вам нравится пирог?
И г о р ь. Да.
В е р а И в а н о в н а. Его ничего не стоит сделать. Хотя в общежитии это все-таки сложно.
А н н а И в а н о в н а. А вы живете в общежитии?
И г о р ь. Да.
М а ш а. Он ночует в общежитии. Живет он у нас. У него роман. С отцом.
В е р а И в а н о в н а. Ну, тогда все проще простого. Ты можешь ему делать такой пирог каждый день.
М а ш а. Пусть ему отец делает.
А н н а И в а н о в н а. Каждый день такой пирог надоест.
И г о р ь. Нет.
М а ш а. Стоп! Отгадайте загадку: что может быть привлекательней молодого здорового мужчины, который любит сладкое?
В е р а И в а н о в н а. Ну?
А н н а И в а н о в н а. Ну?
И г о р ь. Ну?
М а ш а. Молодой здоровый мужчина, который не любит сладкого.
И г о р ь. Хохма.
А н н а И в а н о в н а. Верочка, ты знаешь, кого он мне напоминает? Не лицом, конечно, а манерой поведения.
В е р а И в а н о в н а. Александра Александровича!
А н н а И в а н о в н а. Ведь правда?! Ведь так?!. В то время, когда Александр Александрович был еще Любиным женихом. Знаете, мы были значительно моложе Любы… Любовь Дмитриевны, но наш покойный брат за ней ухаживал, и мы, девчонками, таскали записки, — в общем, это было совсем по Чехову. А Дмитрию Ивановичу наш Олег резко не импонировал. Он считал его шалопутом.
В е р а И в а н о в н а. Александр Александрович тоже не пользовался расположением Дмитрия Ивановича. А Люба просто третировала Александра Александровича. Но он упрямо приходил, молчал и ел пироги — ну, точь-в-точь как вы. Иногда его просили почитать стихи. Он читал Апухтина — это стихотворение про сумасшедшего, Надсона, бог знает что…
А н н а И в а н о в н а. Читал дурно, монотонно…
В е р а И в а н о в н а. А потом мы уехали. И вскоре получили от Любы письмо. На трех страницах она описывала свое новое платье, а в конце сообщила, что выходит замуж за Александра Александровича. Олег ревновал, места себе не находил. Поставил, негодяй, волчий капкан у террасы, чтоб Блок попался…