В правовом отношении крепостной также был отдан на милость, вернее, на произвол феодалов, — он был подсуден только панскому суду. Феодалы превратили правосудие в орудие выкачивания новых средств. «Еще раз напоминаю тебе, — писал Гус одному судье, — что когда ты судишь, то не требуй денег за каждое слово, как это делают многие, присуждая бедняков за каждое попросту сказанное слово к штрафу или к смертной казни… К сожалению, иные радуются тому, что их крепостные допускают проступки; они радуются драке, как доктор — ране, как священник — смерти: пан получит штраф, доктор— за лечение раны, а священник — за исполнение требы»[33]. Каждый проступок крестьянина служил для панских судей предлогом для взыскания с него денег. Не лучше, чем феодалы, вели себя в деревне их слуги, набивавшие свои карманы за счет крестьян. В сатире «Конюх и ученик» конюх, в бедственном положении которого ученик говорит с таким сожалением, хвастливо заявляет, что он живет хорошо:
Можешь этому поверить,
Мужики меня боятся.
Стоит с ними повстречаться,
Подойти лишь стоит близко,
Как все кланяются низко:
«Здравствуй, пан!» — и со всех ног
Поскорее наутек…[34]
И если даже не следует верить всему, что говорит хвастливый конюх, все же по этим сатирическим стихам можно ясно представить, каковым было его посещение деревни. Чем больше унижений терпел слуга от своего господина, тем большее значение хотелось. ему приобрести в глазах деревенских жителей. А быть паном означало презирать уже самый факт существования крестьян. «Ибо в глазах этих людей [то есть феодалов. — Я. М.], высоко задиравших голову, простые и угнетенные люди все равно, что псы: поэтому нет такого оскорбления, которому бы их не подвергали. Они дрянь, они деревенщина, воры и совы, они холопы и уроды в семье»[35]. Так относились феодалы к источнику своего благосостояния. Феодала и крепостного разделяла пропасть.
Помимо основных податей, крестьяне были задавлены множеством мелких повинностей. Крепостные должны были поставлять продовольствие, фураж и скот во время войн и частых феодальных усобиц, нести военную службу, ремонтировать дороги, оказывать мелкие услуги во время панских игр и развлечений — все это входило в их «обязанности». Впрочем, феодал не обращал внимания ни на сложившиеся обычаи, ни на письменные соглашения. Если ему что-либо было нужно, он просто брал это у крепостных; если ему нужны были ловчие для охоты или поденщики, он посылал за ними в деревню. «А члены святой церкви тянут с крестьян в таком размере, что невозможно наложить на крепостных новый оброк или придумать им какую-либо новую отработку, а сами они, сидя в холодке, смеются над этими холопами, изнывающими на жаре, или их, плохо одетых, выгоняют в сильный мороз на зайцев, а сами в этом время сидят в тепле»[36].
Но даже и после того, как крепостной выполнял все эти повинности, его не оставляли в покое.
За светским феодалом приходил священнослужитель. Священники стригли свою паству и брали со всякого имущества десятую часть, которую они выколачивали с необычайной жестокостью. «Горе грабителям, бессердечным панам, — восклицает Ян Гус, — но хуже всего придется священникам, которые притесняют и душат бедняков, когда те не могут заплатить десятину, и теснят их, чтобы выжать из них плату за требу»[37].
Однако повинности крестьян по отношению к церкви не ограничивались десятиной. Мы уже приводили высказывание Яна Гуса о том, что простой верующий должен был платить церкви с колыбели до гроба, в час рождения и в час смерти. Предприимчивые священники и прелаты при помощи «чудес» — «кровоточащих просфор», «явления девы Марии» и т. д. — умели завлекать паломников в церкви, а собирая милостыню и требуя дарений, отнимали у простых людей последний грош. «А потому так много развелось различного рода монахов, каноников, крестоносцев, законников и иных священников, которые, подобно панам, хорошо едят и пьют, богато одеваются, строят себе высокие дома и хоромы и тунеядствуют. И все это ценой пота и крови крепостной общины, путем измышлений и лжи; община для них не член единого тела, а пес, служащий им на посмешище»[38]. Эта мрачная картина, нарисованная Хельчицким, наглядно показывает, что простой крестьянин действительно получал «множество благодеяний» от святой церкви.