Только рассматривая средневековые ереси с поверхностной, идеалистической точки зрения, можно считать их простым отклонением от церковной догматики. В действительности для простого человека, это был наилучший способ выразить свой протест против эксплуатации; он бросал своего духовного пастыря, отказывался верить тому, что ему проповедовали в церкви, и шел на призыв странствующих проповедников, обещавших иным путем освободить людей от «юдоли слез», чем тот, который указывала церковь, призывавшая к покорности и к отречению от всего земного.
Мы уже говорили о том остром кризисе, который переживало в предгуситский период низшее духовенство, все более нищавшее и вынужденное искать источник существования помимо церковных доходов. Именно это-то низшее духовенство лучше, чем кто-либо другой, могло сравнить «церковь христову», о которой говорится в «Священном писании», церковь бедных и смиренных братьев, с современной им церковью, церковью богатых и безнравственных священнослужителей, которых они встречали на каждом шагу. Действительно, эти священники, вышедшие из народной среды и живущие среди народа, были самим ходом вещей предназначены к тому, чтобы восприять гуситскую ересь и в ней выразить свой протест, протест всего народа против феодального бесправия.
Пока идеи исправления церкви, а тем самым и всего общества, истлевали вместе с толстыми фолиантами и трактатами, в которых они содержались, они не представляли для феодалов большой опасности. Опасность таилась в том, как бы эти идеи не дошли до масс. А мостом, соединяющим теорию и практику в средние века, была кафедра проповедника.
Ф. М. Бартош с полным правом говорил об огромной роли проповеди, сравнивая значение кафедры со значением печати в наши дни.
Проповеди священников, воодушевленных идеей исправления церкви «во главе и членах», а таким образом и всего общества, находили горячий отклик в сердцах простых верующих, наиболее остро ощущавших «порчу церкви», ибо они каждодневно подвергались жестокой эксплуатации со стороны церковных феодалов. Таким образом, в Чехии во второй половине XIV века в связи с неуклонно углубляющимся кризисом всего феодального общества развивается и становится все более радикальной реформаторская идеология. Эта идеология превращается в революционную идеологию.
Первым известным проповедником, начавшим во второй половине XIV века ожесточенную борьбу против «греховности» современного ему общества, был Конрад Вальдгаузер. Оставаясь верным ортодоксальной церковной догматике, он, тем не менее, обличал злоупотребления церкви и всего господствующего класса и тем расчистил путь другим проповедникам.
Милич из Кромер жижа пошел много дальше Вальдгаузера. С пражской кафедры Милич уже открыто и гневно обрушивался на пороки короля и церкви. Известно, что в своей горячности Милич не побоялся назвать «великим антихристом» самого императора Карла IV. По словам Милича, «все правители, как светские, так и духовные, если они не придерживаются справедливости, — не владыки, а разбойники»[49]. Такого рода проповедям феодалы уже больше не могли попустительствовать. Карл IV приказал бросить Милича в темницу, а кардиналы позаботились о том, чтобы «огненный проповедник» познакомился с тюрьмой в Авиньоне (в папской резиденции). Последующий проповедник, Матвей из Янова, развивая идею исправления церкви, не выступал в своих проповедях так резко, как Милич. Правда, он порицал высокомерность королей и князей, восхвалял «апостольскую бедность» раннехристианской церкви и ставил ее в пример духовенству, однако, обещая народу вечное блаженство на том свете, он тем самым призывал его смириться с тяготами земной жизни. Также и Томаш Штитный, мирянин, рыцарь из южной Чехии, человек образованный, хорошо понимавший испорченность современной ему церкви, не мог, однако, в своем обширном труде подняться до революционной идеологии. В трактатах Штитного слишком явно на первый план выступают интересы феодалов. Подобно Матвею из Янова, который зависел от милости двора и панства и был связан с обязательствами, вытекавшими из этих «милостей», Штитному не удалось преодолеть классовой ограниченности. Основы той революционной теории, которая в своем дальнейшем развитии вдохновляла народные массы на борьбу, создал магистр Ян Гус.