Военная сила Табора чрезвычайно возросла, когда в конце марта 1420 года, приблизительно в ту пору, когда из горящего Усти Сезимова толпы братьев и сестер направлялись к новому пристанищу, к Табору подошли военные отряды, созданные Яном Жижкой из Троцнова. После неудачной попытки в ноябре 1419 года объединить революционный народ Праги Жижка отступил к Пльзеню. Однако тогда он еще не возглавлял революционного отряда; первым воеводой был обедневший дворянин Брженек Швиговский из Рожемберка. Однако уже в Пльзене проявилось военное дарование Жижки. Он вел победоносные бои с превосходящими силами пльзеньского ландфрида (союза дворянства пльзеньской области); у Некмержи ое наеес поражение пану Богуелаву из Швамберка. Однако, несмотря на эти мелкие успехи, положение Жижки в Пльзене в начале 1420 года становилось все более затруднительным. Беднота и мелкое бюргерство были постепенно оттеснены от власти в городе, пльзеньский патрициат начал снова поднимать голову; патрициат опирался на пльзеньский ландфрид и возлагал надежды на помощь короля Сигизмунда который выслал отряды для осады Пльзеня. Гарнизон Жижки был, кроме того, ослаблен, поскольку пришлось отправить к Табору подкрепление под начальством гетмана — бедного земана Хвала из Маховиц. В марте 1420 года Пльзень подвергался не только нападению извне; в городе шли и внутренние раздоры. Ян Жижка, сознавая, что Пльзеню — главной гуситской твердыне — грозит опасность, решил перенести центр тяжести движения во вновь созданный Табор.
В конце марта, в самом расцвете весны, договорившись предварительно о свободном выходе, отряд под начальством Брженека Швиговского и Яна Жижки выступил из Пльзеня в Табор., Это был смелый переход небольшого и плохо вооруженного отряда, насчитывающего, если верить Старому летописцу, всего лишь 400 бойцов, не считая священников. Не численность, не вооружение, а воодушевление и подъем придавали огромную силу этой кучке людей, которая прорвалась к Табору через стокилометровое кольцо феодальных владений. Их вела надежда на лучшую, светлую жизнь.
Огромные потери в кровопролитной битве при Судомерже заставили «железных панов» почувствовать силу восставшего народа.
Табориты прибегли к остроумному приему: они устроили ограды из сцепленных повозок на плотине пруда; от этих оград с большим уроном были отброшены войска феодалов. В этом столкновении табориты потеряли пана Брженека Швиговского.) Он пользовался большим уважением, это видно из того, что говорили о нем после его смерти таборитские священники: «Также на том свете мы очень скоро увидим пана Брженека, восставшего из мертвых, и магистра Яна Гуса, и других близких нам умерших избранников божьих и будем с ними блаженствовать до самого Судного дня»[130]. После битвы у Судомержи Ян Жижка привел свой победоносный отряд на Градище Табора, где его с линованием встретили табориты. Окрестные феодалы вскоре на своем опыте убедились, насколько высок боевой дух Табора. Стремительными атаками таборитские войска овладели крепостью Седлице, где укрывался пан Усти Сезимова Ольдржих из Усти. Та же судьба постигла и мощный замок Раби. Упомянуть о взятии этих двух опорных пунктов феодализма необходимо хотя бы потому, что сами методы борьбы, примененные таборитами, ясно показывают классовый характер их выступлений, их классовые цели. При взятии Седлице и Раби табориты уничтожили все, что было связано со старым феодальным строем. В дымящихся развалинах замков остались трупы панов и солдат гарнизона: пленных не брали. Были сожжены все богатства, драгоценности, дорогая одежда и украшения феодалов. Даже столь враждебно настроенный по отношению к таборитам хронист, каким был Вавржинец из Бржезова, вынужден был с удивлением признать, что победоносные таборитские войска при взятии этих опорных пунктов пренебрегли добычей точно так же, как пренебрегла ими пражская беднота, когда во время дефенестрации 30 июля 1419 года в Новом Месте уничтожала не только феодалов, но и все принадлежащие им ценности: «Однако в тот момент у них не брали того, что на них было, но серебряную каску и пояс каждого из них положили с ним вместе»[131]. Источники свидетельствуют, что во время дефенестрации в Новом Месте и при взятии Седлице и Раби восставшие обнаружили полное презрение к ценностям.