Ликующие строфы новых песен, сложенных таборитским священником Чапеком, звенели повсюду, их пел весь народ.
Первая крупная победа революционных сил над главными силами старого эксплуататорского строя стала действительно всенародной победой, источником могучего патриотического воодушевления.
Но дело не ограничилось вооруженной борьбой. В июле (вероятно, к концу месяца) произошел диспут, на котором выступили ораторы той и другой стороны. Гуситы уже раньше завязали сношения с противником и послали в его лагерь манифест с целью устроить диспут о гуситской программе. В основу этого диспута должны были быть положены четыре пражские статьи, в которых гуситы формулировали свою программу. Четыре пражские статьи возникли на основе классовых требований бюргерской оппозиции. Проповедники провозглашали их в городах, а университетские магистры — в Праге. В эпоху, когда на пражских улицах со всех, концов Чехии собирался революционный люд, четыре пражские статьи стали Программой, которая объединяла широкую коалицию классов, шедшую в бой под знаменем с изображением чаши.
Для городской бедноты и для деревенского люда четыре пражские статьи были программой-минимум, первым шагом на пути к решительной и глубокой перестройке всего общественного строя. Что касается бюргерской оппозиции (главным образом той ее части, которую составляли дворянство и богатое бюргерство), то для нее четыре статьи были программой-максимум, пределом ее желаний, программой отчасти даже слишком решительной. Но когда началась подготовка к диспуту о четырех статьях с крестоносцами, пришлось оставить мысль о том, чтобы опустить какую-нибудь из этих статей. Безоговорочное признание всех четырех статей было основным требованием революционного народа, собравшегося в Праге. Пражане выдвинули даже требование, чтобы диспут о гуситской программе проводился публично на четырех языках: чешском, немецком, венгерском и латинском. Это требование расширяло агитационное значение диспута, который должен был разъяснить рядовым бойцам, за что воюют гуситы. Однако папский легат Фердинанд и король Сигизмунд больше уповали на меч, чем на силу слова, и не собирались способствовать проникновению ереси в свое и без того уже разлагающееся войско. Они были убеждены, что неподатливые чешские еретики, пусть и не сломленные в 1420 году, безусловно будут поставлены на колени в ходе дальнейшего крестового похода. Вот почему все попытки договориться потерпели неудачу.
Однако полное крушение потерпела и попытка взять Прагу. Поражение на Витковой горе способствовало разложению крестоносной армии, полный распад ее был неизбежен. 28 июля Сигизмунд короновался чешским королем и принял присягу от находившихся в его войске чешских панов. Этот удобный случай он использовал для того, чтобы без зазрения совести захватить драгоценности святовитского храма. Сигизмунд позволил содрать с образов золото и серебро, расплавить монстранции, золотую и серебряную церковную утварь и таким образом добыть средства для уплаты жалованья солдатам; была ограблена даже золотая рака «святого предка» Сигизмунда, св. Вацлава. Однако, несмотря на все это, крестоносное войско пришлось распустить и снять осаду; ни ограбленные королевские сокровищницы (кривокладская и карлштейнская), ни захват церковного имущества в Пражском Замке не дали возможности соединить золотыми скрепами те трещины, которые образовались в войсках крестоносцев. Разрозненные ватаги крестоносцев самовольно ушли из-под Праги к границам страны, одержимые жаждой новой добычи, надеясь завладеть обещанным им достоянием еретиков. Грабежи и пожары, стоны жителей сопровождали отступление этого сброда, призванного в Чехию, чтобы задушить в зародыше гуситское революционное движение.
Пока неприятель стоял у ворот, пражские бюргеры дрожали мелкой дрожью и со страха безоговорочно поддерживали сельскую и городскую бедноту в ее борьбе. Но как только отступили последние крестоносцы, снова открылись старые язвы раздоров между пражским бюргерством и таборитами. Беднота считала победы над «царем Олоферном» знаком милости божьей и призывом к дальнейшим действиям… В начале августа табориты и пражская беднота добрались до еще не уничтоженных монастырей в Новом и Старом Месте и принялись их разрушать. В то же время таборитские проповедники представили пражским коншелам и университетским магистрам 12 статей, принятия которых они настойчиво добивались. В этих статьях выдвигалось требование отмены Существующей системы законодательства: вместо «языческих», «немецких» законов следовало установить «божий закон», на основе которого надлежало организовать всю городскую жизнь; чтобы приблизиться к идеалам апостольской церкви, следовало упорядочить ремесла и торговлю, уничтожить всякую роскошь и сделать жизнь нравственной и добродетельной; доходы, шедшие в карман церковников, должны были быть отняты у них, «все ростовщические записи» уничтожены. Нарушение этих незыблемых принципов, на основе которых табориты хотели договориться с пражанами, должно было повлечь за собой применение суровых и строгих мер. Однако пражское бюргерство и слышать не хотело об этих таборитских статьях, уничтожавших основу основ его организаций, мощное орудие для подавления бедноты — городское право. Ян Желивский, опираясь на бедноту, предпринял еще одну попытку сохранить тесную связь с таборитами. Он сместил тех коншелов, которые особенно враждебно относились к таборитам, а на их место поставил своих приверженцев. Тем не менее мира между таборитами и пражским бюргерством установить не удалось, и табориты с негодованием покинули Прагу. Так уже в 1420 году стало ясно, что союз бедноты с бюргерской оппозицией может существовать лишь до тех пор., пока им грозит опасность со стороны общего врага.