Смерть Жижки была тяжелым, но отнюдь не смертельным ударом для гуситского революционного движения. Наряду с Жижкой могучая волна революции подняла на своем гребне ряд очень способных полководцев и политиков; все они без исключения были выходцами из среды разорившейся низшей шляхты и бюргерства. В ходе революционного движения они получили возможность проявить все свои способности и поставить их на службу восставшего народа. После смерти Жижки во главе «божьих бойцов» стали новые герои, его прежние соратники и друзья, исполненные творческой энергии. Они по-прежнему вели революционные армии от победы к победе.
Сразу после смерти Жижки гетманом стал Ян Гвезда из Вицемилиц, бывший соратник Желивского и верный друг Жижки. Однако он не долго руководил войсками таборитов. Уже в 1425 году он был тяжело ранен при взятии Вожице и умер от раны. В том же году был смертельно ранен второй преемник Жижки — Богуслав из Швамберка. Он происходил из панского (правда, разорившегося) рода и в 1419–1420 годах в районе Пльзеня воевал против Жижки; тем не менее, попав в плен к таборитам, он изменил свои убеждения и возглавил походные войска. Во время боевого похода в Австрию, в сражении под Ретечем, он был ранен в глаз стрелой и умер. Но из рядов «божьих бойцов» вышел новый гениальный полководец, который смело пошел по пути Жижки, стремясь завершить начатое им дело. Это был Прокоп, по прозвищу Голый или Великий.
Мы очень мало знаем о молодости Прокопа. О его детстве и юности, как и о юности остальных выдающихся деятелей гуситского революционного движения, до нас ничего не дошло. Прокоп появился на исторической сцене уже в тот период, когда во главе гуситов стал Жижка. Согласно позднейшим преданиям (хроники Энея Сильвия Пикколомини и польского хрониста Длугоша), он происходил из богатой пражской патрицианской семьи, которая дала ему хорошее воспитание и возможность (во время поездок по торговым делам) познакомиться чуть ли не с целым миром. В своей деятельности Прокоп действительно обнаруживает необыкновенную опытность и образованность, которые он, быть может, приобрел, путешествуя по разным странам. Однако его происхождение из среды патрициев трудно примирить с тем фактом, что в 1421 году он вместе с Желивским стоит в рядах самых радикальных проповедников.
Во второй раз священник Прокоп Голый появляется во время упомянутого уже «спора» в Конопиште в 1423 году. Тогда он, наряду с другими таборитскими священниками, участвовал в дискуссии об обрядах мессы. Спор, в частности, шел об облачении священника, служащего мессу. В Таборе священники служили небритые, в обычном простом платье, «по примеру апостолов». Что же касается пражских священников, то они, подобно католическим прелатам, зачастую сохраняли пышные и богатые облачения. Спор по подобного рода вопросам был не более как внешним выражением более глубоких классовых противоречий. Прокоп дал ясно понять, что обряды, сопровождающие мессу, священническое облачение — все это не такие предметы, которые могли бы послужить причиной разрыва между пражанами и таборитами. Он сам облачался в одежду священника и служил мессу по пражскому обряду. Этот факт очень характерен для личности Прокопа, о которой мы можем составить представление лишь по отдельным отрывочным данным. Уже тот незначительный факт, что Прокоп, в отличие от остальных таборитских священников, брил бороду (поэтому он назывался Голый[160]), лишний раз свидетельствует, что главным для Прокопа были не библейские принципы и религиозные вопросы, а реальная действительность, которую он оценивал совершенно трезво. Таинства ортодоксальной католической церкви, окутанные мистическим покровом и вызывающие священный ужас, утратили в глазах Прокопа неземной характер и стали выражением простых жизненных потребностей. Здравый смысл, вообще свойственный таборитским священникам, в наивысшей степени присущ Прокопу Великому.