Церковь загнивала «во главе и членах». Совершенно ясно, что в таких условиях церковнослужителем мог стать либо тот, у кого были деньги на покупку должностей, либо тот, за кого платил кто-нибудь другой.
Во времена Карла IV лучшие и наиболее доходные церковные должности в Чехии получали иностранцы, прежде всего немцы, собравшиеся вокруг императорского двора, который использовал свою тесную связь с папой, чтобы оказывать им поддержку. У чешского духовенства, особенно низшего, была, таким образом, еще одна причина ненавидеть высших сановников церкви, бывших, как правило, чужеземцами.
Получать бенефиции и связанные с ними доходы становилось делом нелегким. Каждому хотелось бы стать священником и привольно жить за счет сборов и «помощи» верующих. Люди шли в священники совсем не из-за стремления «следовать Христу в смирении и бедности», ими руководило желание разбогатеть. «У духовенства становится больше добра, а потому растет число учеников и священников, ибо каждый хочет легко жить и богатеть»[17].
Не удивительно, что на церковных должностях сидели люди, представлявшие прямую противоположность «христовым апостолам», хотя они и называли себя их преемниками. «Третий обычай духовенства — раздавать церковные должности родственникам. Есть много владык, которые дают бенефиции приятелям, людям бесчестным, неспособным даже пасти свиней…»[18]
Распущенность духовенства граничила с бесстыдством, нравственный упадок достиг чудовищных размеров. В конце XIV века была проведена ревизия пражских приходов, имевшая целью выявить и ликвидировать, по крайней море, наиболее вопиющие злоупотребления. Из отчетов этой ревизии мы узнаём о некоем священнике Людвике Кояты из прихода св. Яна в Подскалии: «У него также была возлюбленная, проживавшая в Вышеграде, кроме того, в своем доме, находящемся близ монастыря св. Екатерины, что против школы св. Апполинария, он устроил публичный дом, в котором содержал четырех, иногда шесть и даже восемь проституток, принимавших гостей — со стороны. Помимо того, он был страстным игроком в кости. Он ходил играть в кости на Старое Место в дом Гензла Глазера и Маркеты Плетловой, нередко он проигрывал там всю свою одежду и ночью возвращался нагим в дом своей сожительницы в Вышеграде. Дважды рихтарж[19] Нового Места прогонял его в таком обличье как бродягу, но ему удавалось скрыться в своем доме, что против школы св. Апполинария»[20]. Следует добавить, что, по всей вероятности, Людвик Кояты не был исключением; безнравственных церковнослужителей было тогда множество.
С другой стороны, большой приток желающих получить бенефиций и должность священника приводил к тому, что кандидатов было больше, чем свободных мест. Значительно возросло количество низшего духовенства, куда входили священники из бедноты, прежде всего из чешских семей, не имевших средств на покупку бенефиция и вынужденных поступать на службу к бенефициариям в качестве держателей приходов, наниматься в церковные сторожа или становиться бродячими проповедниками. Таким образом произошла дифференциация духовенства, разделившегося на так называемых прелатов, то есть высших служителей церкви, или высшее духовенство (clerus major), и низшее духовенство (clerus minor), положение которого все более ухудшалось. Голодный и бедствующий проповедник сравнивал «церковь христову» — бедную, смиренную, какой ее описывали в евангелиях, с тогдашней церковью — распущенной и безнравственной, крупнейшим феодальным владельцем. Это вопиющее противоречие показывало, как «далеко зашла церковь». Не удивительно, что именно из рядов низшего бедного духовенства выходили люди, требовавшие исправления церкви, передовые борцы, лучшие организаторы и вожди гуситского народного движения.
20
О состоянии пражского духовенства см. V. V. Tomek, Dějepis města Prahy, III С, особенно стр. 215 и сл. (Историкам, если не считать Томека, реакционного немецкого историка Хёфлера и клерикально настроенного Неймана, церковными властями не было разрешено заниматься изучением этого источника.)