Чтобы отразить это наступление, нужно было снова собрать все силы гуситов. Прежде всего Прокоп Великий нанес удар по внутренней реакции. Он вызвал в Чехию походные войска, находившиеся в Силезии, и велел собрать ополчение по всей стране. 28 июля 1431 года во главе таборитских, «сиротских» и пражских войск он осадил оплот реакции Пльзень. Реакционные силы, уже давно ожидавшие вторжения крестоносцев, нарушили перемирие, опираясь на пльзеньский ландфрид. Одновременно Прокоп напал на пана Яна из Опочены, Зикмунда из Дечина и Яна Смиржицкого, гетмана города Мельник и «защитника» роудницких владений пражского архиепископа. Все эти паны отказались послать обещанные ими подкрепления, и Прокоп огнем и мечом напомнил панам-изменникам об их обещаниях. Новые военные операции вновь показали громадную энергию и организаторские способности Прокопа. Благодаря им дорога к гнезду чешской реакции для сил, стремившихся оказать ей помощь извне, была преграждена и против крестоносцев была выставлена армия, преимущества которой заключались в том, что она пользовалась поддержкой всего народа. Более того, Прокопу Великому удалось обеспечить поддержку со стороны поляков из силезских княжеств. Отойдя от Пльзеня, войска Прокопа соединились у Бероуна (11 августа 1431 года) с войском бывшего кандидата на чешский трон Сигизмунда Корибутовича, который ушел из Чехии и с согласия гуситов владел силезской Гливицей и прилегающими к ней землями. Усилив армию, Прокоп снова направился к западным границам Чехии.
Между тем крестоносцы прошли через пограничные леса и начали «приводить к покорности еретическую Чехию» — то есть грабить и разорять ее на каждом шагу 14 августа 1431 года нюрнбержцы хвастались базельцам: «Мы вторглись в чешскую землю, в окрестности Тахова и Домажлице. Паны опустошают и сжигают всю чешскую землю, насколько хватает сил»[176]. Это признание крестоносцев показывает, какие бедствия испытывали жители западночешских деревень и городков. Не удивительно, что вся страна восстала и объединилась вокруг походных войск и Прокопа Великого для решающего контрудара. После ряда быстрых переходов гуситское войско с телегами и орудиями очутилось в самом стане врагов, которые тщетно старались захватить Домажлице. От звуков песни «Кто они, божьи бойцы», грохота боевых телег и орудийной стрельбы крестоносцы обратились в повальное бегство. Как ни старался кардинал Чезарини, призывавший на помощь всех святых, победа вновь была на стороне чешского народа. 14 августа 1431 года крестоносцы обратились в бегство, оставив осаду Домажлице; они искали спасения в окрестных лесах. Немецкий хронист, аббат Андрей Регенсбургский, ранее восхищавшийся столь заботливо и долго подготовлявшимся крестовым походом, сокрушенно восклицал: «Итак, около дня вознесения пречистой девы Марии произошло бегство крестоносцев от гуситов, о котором говорит весь мир»[177]. А в стане чехов слышались возгласы ликования по поводу блестящей победы — победы всего чешского народа.
Поражение крестоносцев у Домажлице лишило международную реакцию последней надежды на то, что ей удастся поставить гуситов на колени. После Домажлице представители реакции стали склоняться к переговорам с гуситами. Кардинал-легат Джулиано Чезарини (который бежал от Домажлице так быстро, что потерял даже кардинальскую митру) стал решительным сторонником мирного разрешения чешского вопроса. В Германии гуситское движение находило все больше и больше приверженцев; в лагере реакции опасались, что немецкие верующие, по примеру гуситов, посягнут на церковное имущество. Если во время своего пребывания в Германии кардинал Чезарини еще настаивал на беспощадной борьбе с гуситами, то 13 января 1432 года он уже писал папе Евгению IV о необходимости разрешить гуситам вести диспут на Базельском соборе: «Велико в связи с этим напряжение мыслей человеческих, и одна только надежда на встречу держит еще их в узде; а если эта надежда погибнет, миряне ополчатся на нас по-гуситски и будут избивать нас, думая тем угодить богу. Как раз в эти дни магдебуржцы прогнали из города архиепископа и священников, окружили себя изгородью из телег, как гуситы, — говорят, что они даже предводителя попросили у гуситов; и это тем более опасно, что многие окрестные города вступают в их объединение. Так город Пассау выгнал своего епископа и осаждает его теперь в замке. Оба эти города близки к Чехии, и если они с ней объединятся, чего следует опасаться, то найдут много помощников и последователей. У бамбержцев тоже очень опасные раздоры с епископом и капитулом»[178]. Из письма Чезарини видно, какое беспокойство овладело церковной знатью.