– Я сам... – прошептал зефир.
Его товарищи вынесли из комнаты уже безжизненное тело.
– Эх, нехорошо получилось, – сказал Удалов.
– Нормально, все нормально, – ответил зефир, который держал сгинувшего собрата за ноги и потому покидал комнату последним. – Когда мы идем делать добро, мы знаем, насколько это опасный и неблагодарный труд.
– Неправда! – крикнула вслед ему Ксения. – Я каждый раз вам спасибо говорю.
Небольшой зефир протиснулся в форточку и, закрыв ее за собой, радостно сообщил Ксении:
– Я достал сухую мяту!
– Иди тогда на кухню, там один из ваших обедом занимается.
– Ксения, это эксплуатация! – возмутился Удалов.
– Я только помогаю им выполнять их желания.
Удалов хлопнул дверью и побежал к профессору Минцу.
Там картина изменилась. Хотя Минц все еще сидел на диване, теперь перед ним стояла шахматная доска, а напротив него, с другой стороны доски, сидел немолодой зефир.
– Плохи мои дела, – сказал зефир.
– А вы не поддавайтесь мне, – ответил Минц.
– Не поддаваясь, я рискую испортить вам настроение, а в вашем физическом состоянии это недопустимо.
Удалов от двери сказал:
– Слушайте, мне все это смертельно надоело! – И тут же отпрыгнул в сторону, потому что из коридора подкрался еще один зефир, который принялся чистить ему ботинки.
– Все прочь! – приказал Удалов. – Вы хоть человеческий язык понимаете?
– Уходим, – ответил зефир-шахматист, и все зефиры немедленно испарились.
Удалов сбросил со стула пачку журналов, уселся и спросил Минца:
– Скажи мне, скажи, что происходит?
– Оптимальный вариант вторжения из космоса, – ответил Лев Христофорович.
– Кто же так вторгается?! – воскликнул Удалов. – Почему они нас не угнетают, не уничтожают? Почему все происходит наперекосяк? Я о таком не читал!
– Мы настолько привыкли к тому, что наша история состоит из вторжений, уничтожений и угнетений, – ответил Минц, глядя в окошко, где все еще летал кругами космический корабль, – что не допускаем мысли об ином поведении и иных целях. Хотя именно об этом много лет назад талдычили советские писатели-фантасты.
– На то они и есть советские фантасты, – возразил Удалов.
– Мы вас воспитываем добрым примером! – приоткрыв дверь, крикнул изгнанный зефир.
– Вы думаете, что нам нужны добрые примеры?
– Они всем нужны.
Удалов сжал виски ладонями. Нет, это не укладывалось у него в голове. И он не был исключением. С тех пор как над Великим Гусляром появились космические корабли зефиров, многие задавались вопросом: «Зачем нам такое счастье?»
В первые дни после высадки инопланетян горожане нарадоваться не могли на гостей – и помощники, и добровольцы, и спасатели! Все помнили о том, как, сорвавшись с высокого тополя, погиб зефир, который пытался снять оттуда глупого котенка.
– Пожалуй, – заговорил Минц, шмыгая носом и похрипывая, – им надо было брать за все плату. Хотя бы символическую. Мы бы легче к ним привыкли. Зря они упорствуют в том, что добрые дела – цель их существования. У добра должен быть предел. – Минц имел в виду ужасную историю, случившуюся вчера. Один пенсионер, ветеран, придушил зефира, который принес ему перед сном шлепанцы.
С утра город затаился, опасаясь репрессий. Но репрессий не последовало.
Руководство зефиров принесло искренние извинения пенсионеру за то, что покойный зефир спровоцировал его на резкие действия, и подарило новый холодильник «Филипс» с доставкой на дом.
– Чувствую я, – сказал Удалов, – что надвигается роковой момент.
– Вы уверены? – спросил из коридора зефир-шахматист.
– Улетайте от нас, по-хорошему прошу, – сказал Удалов. – Не можем мы отвечать добром на добро. Не умеем. Не приучены.
– Нет, – возразил шахматист. – Мы согласны на жертвы. Но мы верим в добро.
Удалов вздохнул и вышел на улицу.
Темнело.
За столом сидело несколько соседей Удалова. Они держали в руках костяшки домино, но игру не начинали. Вокруг – на траве, в кустах, на ветках тополя – расположились зефиры-болельщики.
– Давайте, друзья, начинайте! – крикнул один из них.
– Гру-бин чем-пи-он! – закричал другой зефир из группы поддержки.
– Нет, я так больше не могу! – завопил Грубин и, вскочив, метнул костяшки в своих болельщиков.
– Да гнать их надо в шею! – закричал Синицкий. – Они моему внуку все уроки делают и даже на контрольных подсказывают. Школа уже достигла стопроцентной успеваемости!
И тогда могучий Погосян тоже кинул в пыль костяшки, обернулся, неожиданно подхватил под мышки двух зефиров и выбежал на середину двора. Одного за другим он швырнул их в вечернее небо, где завис космический корабль.
– И чтоб не возвращались! – крикнул Погосян им вслед.
Взлетев на небо, зефиры включили ранцевые двигатели и направились к своему кораблю.
И тут, словно поддавшись единому порыву, все жители города от мала до велика стали хватать зефиров и закидывать их в небо, приговаривая:
– И чтобы не смели возвращаться!
Через полчаса корабль зефиров полыхнул белым огнем из своих дюз и взял курс на неизвестную звезду.
...С тех пор прошло три недели.
Удалов возвращался с работы в автобусе и случайно подслушал такой разговор:
– А может, зря мы их повыкидывали? – спросил один мужчина другого. – Теперь и придраться не к кому.
– Я уж вчера своей благоверной врезал. Так, для порядка, чтобы суп не пересаливала.
– При них суп никто не пересаливал, – вздохнул первый.
Тут в разговор вмешался третий, постарше:
– Хрен с ним, с супом. А вот у меня сосед еврейской национальности, все на скрипке играет.
– И больше не к чему придраться? – спросили его из другого конца автобуса.
– В том-то и дело, – ответил мужчина.
ПЕРЕРОЖДЕНЕЦ
Удаловы купили дешевый круиз в межсезонье. Над Средиземным морем хлестали дожди, непогодило даже над островом Капри, где творил когда-то писатель Горький, у которого, говорят, недавно отняли в Москве улицу и передали гражданке Тверской. Удалов о такой революционерке даже не слыхал.