Выбрать главу

— Да, я без билета.

— Красссавва.

Два друга спрыгнули с платформы и перелезли на другую платформу, с которой можно было выйти в город. По дороге они обсуждали последние новости в рэп игре, просмотренные видосы и остальную не имеющую никакого смысла хуйню. Заходя в КБ, они выбрали себе по литру разливного пива рублей за 50 и ещё вдогонку по баночке «Бельбоске». Это какой-то 0.5 коктейль, содержащий много % алкоголя, стоил он при этом тоже рублей 50. Изи. 100 рублей и ты в гавно.

— Заебался уже идти, хочу уже въебать пева, — стал ныть Саня.

— Ещё немного, Сэш. Мы почти у леса, — обнадёживал его Яков.

Когда уже два кента расположились на поваленном дереве, хорошенько приложившись к своим напиткам и поставив их на огромный пень, который служил столом, Яков спросил:

— Сэш, а где Тамби?

— Он работает.

— А мы почему не работаем?)), — улыбаясь спрасил Яков.

— Ну… Мы пиво пьём))), — ответил Саша с улыбкой, в которой можно было найти немного грусти. Если очень внимательно присмотреться, чего Яков, конечно, не сделал.

— Подожди-подожди… Это чо, получается, мы опять ахуенные?)), — стал раздувать старый локальный рофл Яков.

— Дыээээ))))

— Ееееееееееееее))))))))))))

Они стукнулись пластиковыми бутылками, в которых было дешёвое пиво, и продолжили свои будничные диалоги.

Когда Саня с Яковом выходили из леса, шатаясь и пьяно угарая над чем-то, ментовская тачка, которая стояла в ста метрах от парней, резко стартанула к ним. Из неё вышли два мента и стали опрашивать пацанов.

— Здравствуйте молодые люди. А что это вы в лесу делали?

— Да ничего, выпивали, — ответил Саша.

— Можно ваши паспорта? — сказал один из мусоров.

— Да, конечно, — ответили парни и показали свои паспорта.

— Странно. Судя по вашим паспортам один из Кунево другой из Голыйцыно. Там и проживаете?

— Да, я из Кунего, — ответил Саня.

— Я из Голыйцыно, — сказал Яков икая и от этого немного пошатнувшись.

— Что вы забыли в этом лесу в Эбенцово? — доебались менты.

— Ну, мы встретились на нейтральной территории. Не в Москву же нам ехать, — ответил Саня.

— Странно это, ребята, странно… Сядьте в машину и дайте ваши телефоны.

Яков и Саша дали спокойно, зная, что они чисты. Менты надеялись поймать торчков, но перед ними были лишь юные и невинные алкоголики.

Не обнаружив в телефонах и карманах ничего криминального, пацанов оставили в покое. «Зато я знаю теперь, что если у меня будет с собой наркота, то я спрячу её в трусы» — сказал иронично Саня. Яков был настолько пьян, что ему уже было похуй, он хотел домой и спать, он кричал по пути к электричке: «Бляяяяяять, опять до Голика ехать, сука! Ёбанное ЭБЕНЦОВО».

Саня сел в элку на Москву. Народу было мало. От алкогольного опьянения у Сани заболела голова. «Нахуй я опять пил?» — спрашивал он себя неоднократно всю дорогу, как будто забывал, что уже спрашивал себя об этом. По приходу домой, Саня очень хотел ссать, но в туалете опять сидел Старый. Представив, как его дед стряхивает сигаретный пепел между своих ног, потому что у них не было пепельницы, Саша решил в этот раз не беспокоить Старого, а просто зайти в ванную и поссать в раковину. Саня смотрел пьяными немного косыми глазами на себя в зеркало, пока отливал, смотрел на свой член, на воду, льющуюся из-под крана. Обычно он так долго стоит перед зеркалом только когда бреется или ссыт в раковину после пива. Во втором случае, обрабатывая свой же взор, Саня ненавидит и презирает себя, в отражении он видит животное и думает: «Вот я — Ссань. Как моча», встряхнув последние капли, он ложится на диван и продолжает свою прежнюю жизнь. Открывает «Ютуб» и начинает палить бессмысленные видосы один за другим. Пока не кончится жизнь.

Густая туча интереса

Я иду за ручку с бабушкой в магазин. Уже который раз, проходя на поворот в сторону магазина, я замечаю вонь от разлагающегося трупа собаки. Почему-то тело, наполненное опарышами, которые жадно пожирали ткани живого в прошлом существа, долго не убирали. Тогда повсюду был мусор, а шприцы наркоманов, которых сминала героиновая эпидемия, как банку Пепси, усеивали землю вместо цветов. Глядя на эти баяны, я испытывал какое-то волнение, страх и интерес. Все осуждали употребляющих людей, не понимая, что они являлись жертвами свободы нулевых. Во мне бился интерес: «Почему люди начинают тогда употреблять, если это так плохо?» Мне никто не мог объяснить, потому что даже взрослые люди не способны залезать в мысли больных, как и в мысли детей. Честно говоря, мне никто ничего не объяснял касаемо многих вещей, да и я особо и не спрашивал. Как будто знал, что я должен сам всё понять.