«Отчего так поздно?! — выкрикнула Маша мысленно, чувствуя, как от слез все перед глазами плывет, причудливо растягивается и теряет форму. — Отчего только сейчас?! Что, нужны были эти жестокие игры?! Нужно было мучить и пугать меня?
Принц не ответил.
Не пошевелился.
Ни единой мысли не промелькнуло в его голове.
Только и глаза его погасли, словно жизнь и надежда покинула и их.
Он стоял, словно прекрасная игрушка для юродивой принцессы, сидящей с надутым гордым видом подле него, и ответить ему было нечего.
— Отчего ты плачешь, дитя мое? — заботливо произнес лиданиец, и Маша спешно смахнула слезы со щек.
_— От волнения, ваша милость, — прошептала она.
— Не нужно, — мягко произнес лиданиец, осторожно отирая ее щеки платком. —Тебе нечего бояться. Я не буду с тобой ни груб, ни жесток.
Он оглядел девушку с головы до ног и улыбнулся с откровенным восхищением.
— Ты красива, как солнце, — тихо произнес он. — Для меня это счастье, просто стоять рядом с тобой. Не знаю, чем я заслужил это милость у небес.
Определено, лиданиец был неплохим.
А вот принцесса, предназначенная Альберту в жены, Маше не понравилась.
Одного взгляда на нее было достаточно, чтоб понять, что в жестокости она даст фору и старой королеве.
И было ли это следствием ее болезни, или просто чертой характера — непонятно.
Только запавшие глазки на бледном, нездоровом лице ее светились нехорошей радостью.
Принцесса в одной руке сжимала жирную куриную ножку; которую с удовольствием обгладывала, а другой по-хозяйски держала принца за руку. Как будто утверждая права на него.
— Красивая, — заметила принцесса, как-то странно похихикивая. Словно гадость какую задумала. — Пусть станцует.
«Я?! — взвилась Эвита. — Танцевать?! Для этой вонючей свиньи?»
Лиданиец как-то нервно дернулся, щеки его заалели, словно он получил пощечину.
— Эвита не умеет танцевать так, как ты любишь, — тихо, но непреклонно произнес он.
Даже странно было слышать из этих безвольных уст такие твердые слова.
Но принцесса не унималась.
— Пусть станцует — шипела она злобно. Швырнула в девушку обглоданную кость, целясь в лицо, и та едва успела уклониться с легким вскриком. Не то жирный кусок шлепнул бы ее прямо по губам.
Испуг Эвиты от принцессы не укрылся.
Она расхохоталась, радостно колотя ногами по полу, и глазами поискала, чего бы еще запульнуть в перепуганную девушку.
— Танцуй, — гадко каркала она, с радостью наблюдая испуг на красивом лице Эвиты. — Я
сказала, танцуй!
На низеньком столике рядом с нею лежали фрукты, на блестящем серебряном блюде.
Жирными руками принцесса хватала сливы и одну за другой весьма ловко и быстро швыряла в Эвиту. Несколько слив ударились в роскошный подол ее фиолетового платья, а одна угодила прямо под глаз.
Увидев это, принцесса снова злобно рассмеялась, колотя пятками.
— Танцуй!
Маша дрожащей рукой отерла щеку, по которой размазался сладкий сливовый сок.
ЕЙ было не так больно, как противно и страшно.
Это нездоровое, противное существо могло велеть ее мучить и пытать просто ради того, чтоб посмотреть, как она будет корчиться и кричать.
И принц ничего не сможет сделать.
Да что там — она и в него самого может швырять чем угодно, хоть ножами, а он будет покорно стоять, связанный магией по рукам и ногам!
Маша слышала, как он рвется. Как старается выбраться из магических пут, и не может, как неистовствует, рычит и кричит в страшной муке, вынужденный бессильно смотреть, как ее мучают.
— Прекрати! Не то я накажу тебя!
Лиданиец успел перехватить руку юродивой, схватившую спелый крупный плод.
Яблоко.
«Если она засветит мне яблоком, — мрачно подумала Маша, — под глаз...»
Лиданиец был строг и суров со своей безумной родственницей. Но, даже отнимая у нее снаряд для метания, он старался не причинить ей лишней боли.
— НУ, зачем же вы так жестоки с принцессой, — проворковала старая королева. Ее как будто все устраивало в сложившейся ситуации. Она не замечала ни слез девушки, ни пламенных взглядов своего сына. — Если он хочет мы просто обязаны удовлетворить ее желание. Пусть герцогиня станцует!
— Вы не понимаете, — терпеливо произнес лиданиец, справившись с хнычущей принцессой. — Она любит смотреть на танцы рабынь. Обнаженных.
«Мда, — подумала Маша, оторопев. — Странные какие у девушки предпочтения.
Она еще более чокнутая, чем я думала.
Королеву не смутило и это.
— О. какая малость — засмеялась она так же противно, как юродивая. —Герцогиня ведь мало чем отличается сейчас от этих рабынь. Так что пусть станцует С нее не убудет. Она хорошо сложена и красива так что, думаю, понравится и вам.
И вы оцените ее красоту. Эй, там! Разденьте герцогиню! На ней слишком много надето!
Маша не успела и глазом моргнуть, как на нее налетели королевские слуги и вцепились в нее, как пираньи. Они нетерпеливо дергали ее, распуская шнуровку, щипкам стаскивая с ее тела одежду.
Словно отрывали по кусочку плоть.
Принц еле слышно вздохнул.
Магия велела ему стоять на месте, но он не мог Его воля была сильнее магического наваждения, и он вдруг сделал маленький шаг вперед, превозмогая огромную, нечеловеческую тяжесть.
По щеке девушки промелькнула быстрая слеза.
Все, что она сейчас видела — это его горящие неистовым безумием глаза.
— Танцуй, — мерзко скрипела юродивая.
Она крепко ухватила принца за руку, мстительно посматривая на Машу. В ее некрасивых, глубоко посаженных глазках промелькнуло мрачное торжество.
«Да никакая она не юродивая! — ахнула Маша. — Просто уродливая и хитрая! Все она понимает. Просто пока строит из себя дуру. ей многое прощается. Нянькаются с ней, как с ребенком.»
«0-0-0-0, — простонала Эвита, умирая от стыда, когда холодный дворцовый воздух коснулся ее обнаженных плеч. — Вот су-у-ка... она мне дорого заплатит за это унижение!
Я разотру ее кости в порошок пестиком в каменной ступке»
Юродивая обладала собачьим чутьем. Она точно ощущала, что принц изо всех сил рвется к униженной герцогине, чтобы защитить, и сильнее сжимала его руку, не пуская.
Наслаждалась своей властью и страданием Маши и принца.
Будто без ее ничтожного усилия он мог справиться с опутывающей его магией.
Меж тем Маша осталась в одной нижней рубашке, слишком тонкой, чтобы что-то скрыть, и девушка в панике машинально прикрыла грудь руками.
Но грубые слуги королевы и этого ей не позволили сделать; они грубыми шлепками заставили ее руки опустить и вытянуть вдоль тела.
Эвита едва не рычала от ярости.
«Убью», — выла она, давясь злыми слезами.
«Так уйди, если невыносимо», — шепнула Маша, покоряясь грубым рукам раздевающих.
«Да? И оставить тебя одну? Плести интриги? Ну, уж нет...»
Меж тем из ее платья выпало припрятанное письмо лиданийцу, и королева знаком велела принести бумагу себе.
«И туда сунет нос, любопытная старуха?! — кипятилась Эвита, для которой чтение ее писем казалось постыднее публичного раздевания. — 0-0-о, я доберусь до тебя, Лютокоролева! Я глаза тебе раскаленными гвоздями забью.
Маша дрогнула.
В этом письме же были строки из колыбельной?!
«А если королева поймет, зачем я их написала? — ужаснулась Маша. — НА костер меня сразу! И как лиданийца заставить их прочесть?
«А?! — спохватилась Эвита. — Что там? Что ты там нацарапала, деревенщина?! За что королева должна тебя сжечь?! Ах ты, мерзавка! Если с моего тела хоть волос упадет.»
«Ноги брить надо, — огрызнулась Маша. — Чтоб шерсть не лезла.
— Достаточно! Я увидел все, что хотел, благодарю!