Маша, конечно, слышала шкрябание в замке и тоже кинулась к дверям. Но, увидев лиданийца, отшатнулась. Явно не его, она поджидала.
Пусть с казнью, со смертью — но принц. Она ждала его. Пугающего, грозного и злобного.
Но его.
Илиданиец это увидел.
Понял.
Ощутил, что девушка отступила от него потому, что даже спасения из его рук она получить не хотела. И сердце его сжалось от боли.
Но он мужественно ее проглотил и собрал все силы, чтобы убедить девушку не губить себя.
— Бежим! — без предисловий выдохнул лиданиец. — Пока принц не спохватился, пока оплакивает погибшую мать или примеряет королевскую корону — бежим. Не то он... он причинит тебе боль. Я знаю драконов; они свирепы и круты на расправу.
Маша отшатнулась.
Сейчас, одетая в простое платье, лишенное украшений, скромно причесанная, она показалась лиданийцу красивее, чем когда либо. Потому что отчего-то он счел ее сейчас доступнее чем когда-либо.
— Но я не могу! — печально произнесла она. Губы ее предательски задрожали, она тряхнула золотоволосой головой. — Не могу!
Алые призраки зашипели все разом, возмущенные коварством лиданийца, и он отмахнулся от них, прогоняя их бесплотные тени от себя.
— Да отчего же?! — пылко, но вместе с тем мягко воскликнул он, шагнув к девушке.
— Поверь мне: я маг ничуть не слабее него. Я смогу нас обоих укрыть. Сейчас, когда не стало королевы нетерпимой к магии — смогу. У меня вот! — спохватился лиданиец, нашарив в кармане амулет —У меня есть эта магическая вещица! Если умело с ней обращаться, мы станем неуловимы для молодого короля!
Маша лишь мотала головой, отрицая саму мысль о побеге.
— Не бойся, — еще мягче произнес лиданиец, подходя к Маше близко-близко. —Я знаю, он грозен и свиреп. Но не камень же у него вместо сердца! Думаю, со временем он оттает и простит тебя за побег. В конце концов, несмотря на злодеяния твоего отца, он пощадил тебя. Я жизни не пожалею, если прикажешь. Я вымолю у него прощение, чтобы ты могла жить, не таясь. Если ты прикажешь.
— Это так великодушно, — пробормотала девушка, бледнея и снова отступая от лиданийца. — Но я не пойду с вами.
— Милая! — горячо зашептал лиданиец, схватив руки девушки. Ее ладони были холодны, как лед, и он попытался дыхание отогреть их. — Милая, не губи себя! Ты моя мечта, ты моя любовь. Ты сердце мое! Если ты погибнешь, я не прощу себе этого.
— я не могу пойти с вами, — всхлипнула Маша, опустив взгляд и не смея даже посмотреть в лицо лиданийца. — Вы верный и смелый, Родерик. Но вы тоже слепы в своей любви.
Бледные губы девушки тронула улыбка.
— Разве вы не видите, что я... не Эвита? — горько прошептала она.
— Нет? — изумился лиданиец. — Но я знаю каждую черту ее лица! Я, кажется, каждую волосинку на ее голове пересчитал, и знаю, как они вьются и как блестят, я…
— Родерик, — мягко прервала его пылкую речь девушка. — Эвиты больше нет. Она завлекла меня в свое тело, а сама... она покинула этот мир навсегда.
Лиданиец смолчал.
Он даже отступил на шаг с удивлением рассматривая девушку, и Маша лишь горько улыбнулась.
«Вот и еще один в ужасе, — невесело подумала она. — Тоже считает меня чудовищем, хотя я ничего коварного и плохого не сделала.
Но лиданиец лишь улыбнулся.
— Но это же чудо, — прошептал он. — Прекрасное тело населенное приветливой, кроткой и доброй душой! Я подумал, что мне показалось. Думал, что суровый нрав принца сломал
Эвиту, а тут... тут совсем иная женщина! И это я считаю за счастье!
— И вас не смущает, что вместо Эвиты вы хотите забрать непонятно кого? —изумилась
Маша.
— Я видел в твоих глазах страдание и печаль. Жестокий и коварный человек не смотрит с такой болью и с такой покорностью. Мне этого было достаточно, чтоб ты коснулась самого моего сердца.
— Но это же не любовь, — изумленная, произнесла Маша. — Вы просто привлечены красотой. А я сама вам не интересна и не нужна. Вы меня даже не знаете!
— Не знаю сейчас — так узнаю потом! — вскричал лиданиец, терзая волосы. —Почему ты так наивна, дитя?! Тело... да я могу менять их, словно надоевшие сорочки. И ты сможешь.
Со мной. Я могу дать тебе сотни тел! Сотни жизней! Да хоть раз в год ты сможешь становиться иной! Такой, какой захочешь. Любую женщину ты сможешь сделать своим пристанищем.
— Какая жуткая магия: — ахнула испугано Маша. То, о чем с такой легкостью говорит лиданиец, здорово попахивало горем, страхом и смертью, и ей вдруг стало душно, будто ее заперли в старом склепе. — Нет, я не хочу!
— Не хочешь? Так доживешь свой век в этом теле! — горячился лиданиец. — И покинешь его в свой срок, если не захочешь перейти в новую жизнь, только подари мне этот краткий миг, который ты проведешь на земле! Позволь побыть с тобой.
Но девушка отбивалась от лиданийца, словно увидела привидение. Человек, до того казавшийся ей милосердным и мягким, теперь пугал ее до ужаса.
— Нет — выкрикнула она в панике. — Я не хочу!
— Почему?! — не отступал лиданиец, — тебя смущает мой вид? Тебе кажется, что я некрасив, стар? Но это временно. Королева не разрешала пользоваться магией, и я надолго застрял в этом теле. Но теперь я могу стать любым! Самым красивым, самым сильным в этом мире!
— Нет.
— Ну, хочешь, — в отчаянии вскричал он, — я стану Альбертом?! Хочешь, я заберу его тело?! Я видел, как ты смотришь на него, но боялся поверить себе! Ты влюблена в него?
Скажи! И я стану для тебя Альбертом!
— Не станете! — прокричала Маша, отталкивая от себя руки лиданийца. — не сможете!
Вы правда не понимаете, что красивая оболочка это еще не все? Думаете, подмена будет незаметна?! Думаете, можно будет утешиться, обладая красивым телом и зная, что там, за прекрасными глазами, совсем не тот человек?!
— Да какая разница! — вспылил лиданиец.
— Разница есть — яростно вскричала Маша. —И вам никогда не стать Альбертом!
А он — он сохранит свою силу даже в другом теле! Даже в самом невзрачном он останется неистовым, он сохранит свое достоинство и волю! Я люблю его за это! Именно за это!
— Да демоны тебя побери! — вскричал лиданиец в отчаянии. — Но он жесток. Я знаю, он жесток: Он причиняет боль, не раздумывая! Безжалостно и бесповоротно калечит.
— Но оставляет жизнь, — хрипло ответила Маша, дрожа от страха и напряжения.
— Даже ценой огромного риска. Он знает цену жизни. И в самые темные времена он находил в себе милосердие. Он прячется за образом безжалостного и кровожадного дракона, но под ним человек. Всегда человек. Живой и чувствующий.
— Это невероятно, — прошептал лиданиец Истерический смех готов был вырваться из его груди. — Да, да, верно, ты права. Не все равно, что за душа в теле. Твоя душа глупа, женщина! Невероятно глупа! Такие, как ты, живут мало, как мотыльки-однодневки. Эвита
Флорес бежала бы со мной, не раздумывая. Она с радостью приняла бы от меня все дары, что я мог бы ей дать. И меняла б тела, как платья, красуясь и продлевая свой век бесконечно долго! Она была рождена блистать и править. А ты для этого не годишься. Как жаль.
Потрясенный и потерянный, побледневший, лиданиец отшатнулся. На его лице блуждала жалкая, растерянная улыбка.
— Если для вас блистать — значит паразитировать на людях, то да, не гожусь, —твердо ответила Маша. — Я вдруг поняла королеву. Не во всем, но поняла. Я ее жестокости не оправдываю, и со многим не согласна, но такой ее сделали вы. Маги. ЕЙ, лишенной волшебного дара, было страшно жить в этом мире. Где любой, вроде вас, мог использовать ее... как платье. Отнять ее молодость, ее силы, и заставить умереть вместо себя от старости. Она защищалась, как могла. И вся ее ярость, вся ее ненависть — из страха. Как загнанное животное, она могла только убивать.
— Замолчи!
— Интересно, — неумолимо продолжала Маша, наступая на лиданийца, — как много талантливых и прекрасных людей вы загубили ради «платья» для серой посредственности? Для глупых и пустых людей, вроде принцессы? А скольких любящих людей разлучили? Матерей и детей? Влюбленных в их первую, самую прекрасную весну?