КузьмаЕгорович подошел к Аглае, нежно, благодарно поцеловал:
-- Извини. Завсе.
Жюли выглянулаиз детской, ревниво сверкнулаглазками:
-- Кузьма, можно вас? Помогитею Эти антикоммунисты унесли кроватку.
КузьмаЕгорович развел руками и пошел к Жюли.
-- Я твоей ёюой партии, -- закричал Никитас порога, -- иск напятьдесят тысяч предъявлю! Долларов! Кутузовскую опечатали, аппаратуру налестницу вышвырнули!
-- Ты вон ей предъявляй! -- высунулся КузьмаЕгорович и кивнул наВеронику. -- Не ее бы статьяю
-- А нечего проституток из Парижавыписывать! -- хмыкнулаВероника.
-- Это кто проститутка? -- осведомилась Жюли и тут же самаи ответила: -Это ты -- проститутка!
-- Твоя мачехаутверждает, -- с удовольствием перевелаАглая Никите, -- что твоя новая супруга -- проститутка.
-- Как вам не стыдно! -- появилась напороге пробудившаяся Машенька. -Такие словапри ребенке!
Вероника, хоть и в подвенечном, хоть и в пылу скандала, ане упускаласверкать блицем своей Ымыльницыы.
-- Снимай-снимай! -- заорал КузьмаЕгорович. -- Тебе партия все дала, аты!..
-- Мне??!
Перепалкаперерасталав настоящий итальянский скандал: все орали, чуть не вцеплялись друг другу в волосы; таскающие мебель менты ходили мимо, деликатно стараясь не видеть -- не слышатью как вдруг КузьмаЕгорович как бы выпал из ситуации: прислушался, поднял указательный палец.
Состояние и жест оказались заразительными: замолчали все, и тогдаявственно стал внятен специфический зуммер вертушки-кремлевки из верхнего кабинета.
Тихо, ступая почему-то чуть не нацыпочках, КузьмаЕгорович пошел назвук и все остальные -- так же тихо -- заним.
В кабинете КузьмаЕгорович замедлил шаг.
-- А если это уже не тебя, папа? -- шепотом спросил Никита.
-- Меня! -- ответил КузьмаЕгорович, и по тону его было совершенно понятно, что он точно знает: его. -- Меня!!
Все замерли перед телефоном, который звонил -- не уставал. КузьмаЕгорович протянул руку, но, как в последний момент оказалось, вовсе не чтобы ответить, ачтобы отмерить ее от локтя ребром другой ладони.
-- Только я -- не возьму! -- и засмеялся.
Присутствующие переглянулись и заулыбались тоже, аКузьмаЕгорович уже хохотал:
-- Не возьму! Пускай сами теперь выкручиваются!
И все хохотали до слез, точно КузьмаЕгорович и впрямь сказал что-то уморительное, и сквозь спазмы проговаривали только кусочки, отрывочки его фразы:
-- Пускайю
-- Самию
-- Выкрую
-- Выкрую
-- Выкручиваютсяю
Мебельный грузовик-фургон, натужно пыхтя и накаждой кочке переваливаясь чуть не до переворота, пилил по Москве.
Напереднем сиденьи, рядом с водителем, ужались Никитаи Вероника, анаколени умудрились примостить еще и Машеньку. Внутри же, в самм фургоне, полутемном, ибо свет проникал только в щелочку неплотно сомкнутых задних ворот-дверей, расположились в разных углах, натюках с одеждою, КузьмаЕгорович и Жюли.
Кроме десятказнакомых нам ленинов, вещей, в общем-то, было чуть, и особо среди них выделялись чемоданы и картонки, с которыми три месяцатому ступилаЖюли намосковскую землю.
-- В общем, так! -- сказал КузьмаЕгорович, не без трудаобретая равновесие после очередного ухаба. -- Заезжаем наКутузовский заникитиным барахлом. Потом -- в Черемушки. А уж потом отвезем ваши вещи в Шереметьево. Лады?
Жюли, пошатываясь, как юнгав шторм, перебралась к Кузьме Егоровичу поближе.
-- Я еще плохо понимаю по-русски, -- сказала. -- Но, кажется, Кузьма, вы меня сновагоните? Надоела?
-- Я подозреваю, -- объяснил тот, -- что твои лягушатники сегодня же перестанут тебе платить.
-- Nye v dyengach chchastye, -- нежно проворковалаЖюли и прикоснулась к Кузьме Егоровичу.
-- Ты не знаешь, что такое хрущобав Черемушках!
-- S milym i v chalache ray, -- парировалаЖюли и приластилась.
-- Так это с милым, -- буркнул закомплексованный КузьмаЕгорович и красноречиво покосился долу. -- Постой-ка! -- вдруг встрепенулся. -- Ого! -прислушался к низу животас восторженным изумлением. -- Ого! О-го-го! -- и, не в силах сдержать темперамент, бросился наЖюли.
И московские ухабы нежно повалили парочку прямо между ленинами, между тюками с одеждою, между чемоданами и картонками Жюли, агрузовик все переваливался и переваливался по очередной столичной улицею
КузьмаЕгорович, Жюли и Машенька, напевающая французскую песенку, сидели в обшарпанной, с низким потолком комнате и играли в подкидного.
-- Фу, Маша! -- сказалаЖюли и покосилась наприоткрытую дверь, закоторою видны были склонившиеся над столом Вероникас Никитою, -- это песня совсем непристойная!
-- Веронику боишься? -- ехидно спросилаМашенькаи продолжилапеть.
-- Фу, стыдно!
Но тут как раз Вероникапоявилась самаи, смешав карты, выложиланастол макет предвыборного плаката: МОЛОДЕЖНАЯ РОК-ПАРТИЯ: ГОЛОСУЙТЕ ЗА НИКИТУ КРОПАЧЕВА, -- ниже фото, еще ниже -- СЫНА КУЗЬМЫ КРОПАЧЕВА.
-- Ничего, папа, -- возник Никитаиз-заспины супруги и положил отцу наплечо руку, как наизвестной картине. -- Но мы пойдем другим путем.
КузьмаЕгорович поизучал бумагу, буркнул иронически:
-- Партияю Ты, что ли, придумаламеня приплести?
-- Все должно передаваться по наследству, папочка, -- ответилаВероника. -Особенно власть. Но нам нужны деньги. Много денег.
КузьмаЕгорович продемонстрировал более чем скромную обстановку и развел руками: вот, дескать, все, что я стяжал зажизнь в аппарате. Верониканезаметно ткнуламужав бок.
-- Знаем-знаем, -- сказал Никита. -- Идейный коммунист. Бессребреник, -и, хитро подмигнув, кивнул навыстроившихся в рядок вождей.
-- Что? -- передразнил-подмигнул КузьмаЕгорович.
Никитавзял одного из лениных и подкинул разок-другой, пробуя навес:
-- Неужто ж они такие простые, твои подчиненные, что дарили тебе из годав год вождей без внутреннего, так сказать, содержания?
-- Дакак ты посмел?! Как посмел оскорблять честных, порядочных людей?! А ну поставь наместо! Не пачкай своимию -- КузьмаЕгорович аж зашелся в праведном гневе.
-- У папочки руки чистые! -- вступилась Машенька. -- Я самавидела -- он недавно мыл. С мыломю
Никитасостроил гримасу восхищения:
-- Ну, отец!
Нагруженная тяжелыми сумками, видно -- из магазинаили с рынка, Жюли вошлав квартиру и услышалав комнате гром, треск, звон.