-- Вот как? -- спросил КузьмаЕгорович с усмешечкою, аЭжен уже и рад был бы отказаться от опрометчивых слов, но поезд, кажется, ушел.
Оставалось упорствовать в диссидентстве:
-- Да!
-- Ну-ну, -- покивал КузьмаЕгорович, аРавиль сделал пометку у себя в блокнотике.
Взобравшись надерево и держась нанем неведомо как, Вероникарыскалателевиком сквозь приоткрытое окно банкетного зала.
-- Господин Кропачев! -- крикнулас несильным акцентом, завидев Кузьму Егоровича. -- Правдали, что ваш сын -- лидер рок-группы, самым жестким образом настроенной против режима?
КузьмаЕгорович (рядом стоял французский Секретарь) брезгливо прикрыл окно, вздохнул:
-- У нас прессатоже совершенно распоясалась, -- и, взяв собеседникапод локоток, продолжил конфиденциальную беседу: -- Так вот, не могли б вы по своим каналам поспособствовать, чтобыю -- кивнул наЖюли, которая с повышенным достоинством и чрезвычайным изяществом пилакофе, -- этамилая женщинапоработалагодик-другой в Москве. Для меня лично.
Французский Секретарь постарался сдержать налице изумление:
-- Но вы знаете кто она?!
-- Еще бы! -- кивнул КузьмаЕгорович. -- Именно поэтому. Тем более, что мне сообщили, будто онаю высокая профессионалка.
-- Что верно, то верно, -- смущенно подтвердил Секретарь.
-- Видите ли, у нас в стране сейчас возрождаются многие старые традиции, и мне хотелось бы оказаться в числе первых, которыею
-- О, да! -- восхитился Секретарь. -- Вы очень смелый человек, господин Кропачев!
-- У меня, конечно, тоже есть враги, -- вздохнул КузьмаЕгорович (Секретарь кивнул весьмапонимающе), -- но тот факт, что она -- коммунистка, многим из них, надеюсь, заткнет рот.
-- Коль уж вы все равно идете натакой рискю может, подобрать кого-нибудью помоложе? Молодые, правда, не очень к нам идут, но если как следует поискатью
-- Ну уж нет! -- возразил КузьмаЕгорович твердо. -- Возраст! Опыт! Знание жизни!
-- О вкусах, конечно, не спорят, -- развел Секретарь руками.
-- Вот и условились. С валютой у нас, правдаю -- пустил КузьмаЕгорович многоточие. -- Сами знаетею
-- Молодая, конечно, обошлась бы вам дороже.
-- Ну?! -- изумился КузьмаЕгорович. -- Порядочки! Впрочем, дороже, дешевле -- это не так важно: я решил передать вам авторские праванамою последнюю книгу, вы назначите мадам достойное ее вознаграждение, анаостальноею Наостальное, -- продемонстрировал, что и ему не чуждо понимание комических ситуаций, -- купите для СССР одноразовых шприцов, -- и, взяв с подносарюмочку ликера, многозначительно поднял ее в сторону Жюли, которая расплылась в счастливой улыбке.
Во Внукове-2 шел напосадку правительственный самолет.
Несмотря нато, что было уже поздно, темно, сеялся дождик со снегом (Москварезко контрастировалас солнечным, разноцветным Парижем), коллеги Кузьмы Егоровичапо руководству страною стояли в должном составе, выстроившись в ряд, только разве шляпы надвинули несколько глубже обычного.
Самолет остановился, подкатили трап, отворилась дверь. КузьмаЕгорович показался в проеме и демократично пожал руку стюардессе. Шеренгавстречающих двинулась навстречую
А видеомагнитофон крутился назапись: в большой сосредоточенности наблюдал завстречею по цветному японскому монитору седовласый человек, которому ассистировал некто помоложе. КузьмаЕгорович здоровался, отвечал о самочувствии -- вроде бы нормально, обычно, обыденно, авместе -- чуть ли не с опаскою, и все норовил скоситься куда-то назад.
Который помоложе нараз усек странность поведения и, справившись с рядком мелких экранчиков, переключил кнопку.
Набольшой монитор сновавышел проем самолетной двери: сопровождаемая Равилем, показалась в проеме Жюли, вся обвешанная коробками, картонками, чемоданами, сумками.
-- Ну, КузьмаЕгорович!.. -- по внешности добродушно погрозил Седовласый в монитор.
КузьмаЕгорович уселся в огромный лимузин, в такие же рассаживались встречавшие. Завыли сирены машин сопровождения. Замигали мигалки. Кавалькада, мягко тронувшись, в мгновенье набраласкорость и, словно нечистая сила, исчезлазатемным извивом шоссею
Жюли ехаланазаднем сиденьи ЫВолгиы и смотрелапо сторонам. Слеванеслись черные кусты и деревья, справа -- под маревом освещенного нижним светом неба -- посверкивали окнами окраинные кварталы столицы.
-- Moscou? -- со всею доступной ей восторженностью спросилаЖюли.
Равиль обернулся с переднего сиденья и, неестественно улыбнувшись, отрицательно мотнул головою:
-- Тропарево.
-- Oui, oui, -- согласилась Жюли, однако, едвазавидев очередной массив, спросилаеще восторженнее: -- Moscou?
-- Востряково, -- сновамотнул головою Равиль, улыбнувшись в меньшей степени.
-- Moscou?
-- Очаковою
У въездных ворот загородной резиденции Кузьмы Егоровичамрачно стоялагруппкалюдей с протестующими против засилья аппаратаплакатиками. Тут же, наснегу, между сосен, расположился рок-ансамбль -- змеи проводов тянулись во тьму.
Едвазавидев в конце подъездной аллеи фары эскорта, лидер ансамбля кивнул товарищам и, прервав проигрыш, ребятазапели уж-жасно абличительную -- по моде текущего восемьдесят девятого -- песню. Особенно старалась одетая шубкою девочкалет пяти.
Медленно вплыл в распахнувшиеся и тут же схлопнувшиеся воротакузьмаегоровичев лимузин. Никитабросил гитару через плечо, не сомневаясь, что товарищи подхватят, и скользнул сквозь проходную: КузьмаЕгорович как раз выбирался из машины.
-- Неужто привез?! -- полюбопытствовал Никита, сопровождая отцак дому.
-- Клоун! -- бросил отец находу.
-- Машка-а! -- заорал Никитачерез весь двор. -- Марш домой! Гастроль отменяется. Дед няньку привез.
А КузьмаЕгорович, войдя в кабинет и повернув пипочку выключателя, первым делом бросил взгляд надесяток бюстов Ленина, стоящих полукругом наневысоких книжных шкафах. Так он и знал: каждый из идолов был творчески обработан: наодном -- рыжий парик, надругом -- женские бусы, к третьему прилепленакакая-то медалька, кажется -- шоколаднаяю Не раздеваясь, КузьмаЕгорович принялся убирать кощунственные добавки.