Энн доела последние крошки со своей тарелки и допила сок. Затем весело объявила:
– Пойду вздремну. Увидимся позже?
– Приятного сна, – почти проворковал Мартин.
Энн поспешила укрыться в доме. Она приняла душ в великолепно оборудованной ванной, высушила волосы, а затем улеглась в постель, надев одну из двух ночных рубашек, выбранных для неё Мартином. Шелковую, чувственную, как ласка. Слишком взвинченная, для того чтобы уснуть, она закрыла глаза… и открыла их, когда косые лучи заходящего солнца коснулись ее лица.
Она быстро встала и надела те же брюки и блузку, которые были на ней вчера вечером, – они прикрывали ее более надежно, чем все остальные наряды, купленные Мартином. Затем вышла в коридор. Тори и Мартин в патио играли в шахматы, и несколько мгновений она наблюдала за ними, оставаясь незамеченной. Им так легко друг с другом! – с болью заметила Энн. Между ними существует тесная, неразрывная связь. Иными словами, Мартин – хороший отец.
Это не соответствовало утверждению Келли, по которому выходило, что Мартин равнодушен к дочери и разлучил ее с матерью лишь из мести. Впрочем, кузина ничего не говорила наверняка, предоставляя Энн додумывать недостающее.
Нельзя прикинуться хорошим отцом. Во всяком случае, с таким чутким ребенком, как Тори. Энн отступила подальше в тень, а затем повернула обратно и направилась в библиотеку с полированными полками из розового дерева, где устроилась в восхитительно удобном бамбуковом кресле и постаралась сосредоточиться на выбранной книге. Она чувствовала себя одинокой – или «отвергнутой» более точное слово? – и напуганной. Ни то ни другое чувство ей совсем не нравилось.
Полчаса спустя Мартин разыскал ее. Одетый в шорты и майку, с растрепанными волосами, он остановился на пороге.
– Что случилось, Энн? – грубовато спросил он. – От чего или от кого ты скрываешься?
– Я не скрываюсь, я читаю.
– Обед готов.
– Прекрасно. Я скоро подойду.
– Другими словами, не ждите меня, – с обманчивым спокойствием проговорил Мартин.
– Мне нужно причесаться и подкрасить губы.
– Это тебе совсем ни к чему – ты и так потрясающе выглядишь.
Энн встала, невольно улыбаясь.
– Можешь тешить мое самолюбие, когда пожелаешь, – разрешила она.
– Неужели ты не знаешь, насколько красива?!
– Красива Келли. А я – так себе.
Мартин провел пальцами по своим волосам.
– Кто тебе это сказал?
– Нина. Она повторяла это до тех пор, пока я не выросла и не покинула ее дом.
Мартин выругался себе под нос и попросил:
– Ты не могла бы кое-что сделать для меня? Повторяй по пять раз в день: «Я красивая женщина. Так говорит Мартин». Договорились?
– Но я не изысканна. Не элегантна.
– Ты настоящая, – возразил он.
Энн проглотила застрявший в горле комок. Он говорил искренне. Потеряв на время дар речи, она услышала, как Мартин добавил:
– И вот еще что. Ты проспала днем пять часов – ты измучена, не так ли?
– Я просто не привыкла к жаре. Он с сомнением посмотрел на нее.
– Брось. Ты измотана. Неужели думаешь, что я не вижу этого? Поэтому у меня возникло одно предложение. Мы поговорим об этом вечером, когда Тори ляжет спать.
– Вряд ли меня заинтересует какое-либо твое предложение… А вот приказы отдавать ты мастер.
– Я бы не достиг того, что имею, позволяя людям садиться мне на шею. Так что и ты не пытайся.
Со вспыхнувшим вдруг раздражением Энн сказала:
– Я буду делать то, что мне приятно.
– Ты испытываешь судьбу, милая.
– Не называй меня так!
– Я не в буквальном смысле – поверь мне.
Энн не знала, что хуже – его начальственный тон или его сарказм. Сладким голосом она пропела:
– Кажется, ты что-то говорил об обеде?
– Мне жаль парней из вашего участка, – ядовито сказал он.
Смахнув со стола опавшие лепестки тигровой лилии, Энн с невольной улыбкой произнесла:
– Участка… Какого участка? Того, что за миллион миль отсюда?
– Прекрасно, – с довольным видом протянул Мартин. – Значит, мне все-таки удалось кое-чего достичь.
Энн прикусила губу, подумала и решила быть предельно откровенной.
– Я действительно очень благодарна тебе, Мартин, за то, что оказалась здесь, не пойми меня неправильно, – сказала она. – И ты прав, я очень устала. Но есть еще кое-что. Я не хочу, чтобы между нами что-то было, – даже если у тебя есть такое намерение, в чем я сомневаюсь. Моя и твоя жизни несовместимы, пусть так и останется. Поэтому, если я стараюсь держать дистанцию между нами, то только из чувства самосохранения, вот и все.