Ей удалось потерять в этой толпе Мартина и Келли, а компания Джима была явно предпочтительнее общества Нины.
– Думал, что этим рукопожатиям конца не будет, – прошептал он. – Когда концерт закончится, начнутся танцы. Вот это будет настоящая музыка.
– Вы не любите классическую музыку?
– Она хороша, когда тебе шестьдесят пять. Вся толпа после концерта устремится в бальный зал, танцевать вальсы. Но самое интересное – рок-н-ролл – будет в задней половине дома. Я хочу пригласить вас, Энн.
– Спасибо, – вяло ответила та. – Откуда вы знаете Келли?
– О, я познакомился с ней года за два до ее отъезда в Италию, – уклончиво ответил он. – А что у вас с Мартином?
– Он мой работодатель. – Когда Джим бросил на нее многозначительный взгляд, Энн более резко, чем собиралась, пояснила: – Я присматриваю за его дочерью.
– Ну, ну… О-ох, уже вышел пианист. Мне лучше заткнуться. Мама терпеть не может, когда я болтаю во время игры. Какая разница, говорю я, просто один шум накладывается на другой. – Он усмехнулся. – Ее просто трясет.
Возможно, Джим и легкомыслен, сказала себе Энн, но он отвлекает меня от маневров Келли. Та завладела вниманием Мартина и не отпускала его ни на минуту. Энн заглянула в позолоченную программку и настроилась с удовольствием послушать музыку. Пианист был первоклассный, и музыка успокоила ее. Но затем появился Мартин, потребовавший, чтобы она сопровождала его, Келли и Нину в бальный зал, где оркестр уже настраивал инструменты, а официанты в белых смокингах разносили шампанское и закуски. Джим испарился, пообещав прийти на помощь через полчаса. С мрачной решимостью Нина заняла Энн беседой.
Поэтому первой, с кем пошел танцевать Мартин, была Келли. Они составляют поразительно красивую пару, с болью в сердце думала Энн. А с ней Мартин не более чем вежлив. Жалея, что не сидит рядом с Брюсом в машине с мигалкой, где хотя бы знала, кто она такая, Энн сказала:
– Келли просто очаровательна, Нина.
Звенящим голосом та ответила:
– Она оставила графа. Она вернулась сюда насовсем. Они с Мартином снова поженятся. Ради Тори.
Шампанское пролилось из бокала Энн на платье. Она опустила ресницы, чтобы скрыть выражение глаз. Ну конечно! Почему она раньше не догадалась, что для приезда Келли должна существовать весьма серьезная причина? И что она может быть связана с Тори?
Келли и Мартин снова пара. Келли, Мартин и Тори – семья. Дрожащими пальцами Энн стряхнула капли с платья и совершенно искусственным голосом воскликнула:
– Посмотрите, что я наделала, неуклюжая! Пожалуйста, извините меня, Нина. Пойду попробую высушить это в дамской комнате.
Энн встала. Тысячи сверкающих огней расплывались у нее перед глазами. Она изо всех сил сдерживала слезы: если бы они полились, их было бы уже не остановить.
В дамской комнате перед зеркалом стояли вазы с красными розами. Может быть, удастся просидеть здесь до конца вечера, подумала Энн. По крайней мере, здесь Мартин меня искать не будет… Он вообще не будет меня искать. Он снова женится на Келли, матери Тори. Слава Богу, что мне хватило ума не рассказывать ему о своей беременности. Но что буду чувствовать я, давая жизнь его ребенку и зная, что Мартин для меня потерян навсегда?
Другие женщины входили и выходили, болтая и смеясь. Через некоторое время Энн встала, подкрасила губы и направилась в заднюю часть дома, где грохотал рок, вспыхивали и гасли разноцветные огни. Пройдя в глубь комнаты, она увидела Джима, махавшего ей рукой.
– Искал вас везде! – крикнул он. – Даже в бальном зале. Как вам это понравится? Давайте танцевать.
Все было лучше, чем немое отчаяние, в тисках которого корчилась Энн. Поэтому она стала танцевать, с трудом двигая руками и ногами. Музыка гремела, и разговаривать было невозможно, что для Энн оказалось весьма кстати.
Когда гитары и ударные смолкли, Джим повел ее к буфетной стойке, уставленной изысканными кушаньями. Энн подносила ко рту креветку, когда заметила на другом конце комнаты широкие плечи Мартина. Она попыталась спрятаться за кем-то, но слишком поздно: он уже увидел ее. Энн могла бы снова сбежать в дамскую комнату, но упрямство и гордость заставили остаться на месте.
Мартин подошел к ней; даже в полутьме было видно, что он кипит от негодования.
– Где, черт возьми, ты была? – прошипел он.
– Танцевала с Джимом. – Который, как она заметила, увлеченно поедал ананас, словно Мартина и не существовало.
– Пора бы тебе потанцевать со мной.
– Я так не думаю, Мартин. Возможно, ты и одеваешь меня, но я тебе не принадлежу.
Дыхание со свистом вырывалось из его груди.