Спорить с Беатрис не имело никакого смысла. Точно скорый поезд, она двигалась по намеченному пути, не отклоняясь от него ни на йоту. Стоило ей только разогнаться, и ее было уже не остановить.
— Полтора миллиона американских леди на ура встретят ваш рассказ о том, как вы, по сути, взяли на воспитание маленькую девочку и превратили ее в величайшую английскую королеву со времен Елизаветы Первой! Она ведь станет Елизаветой Третьей, я ничего не путаю?
— Второй! — торопливо поправила ее Мэрион.
— Но ведь мать принцессы — королева, и ее тоже зовут Елизаветой, — заметил Брюс, озадаченно сдвинув брови. Мэрион вкратце рассказала ему о консортах, и он облегченно выдохнул. — Ну и дела! Выходит, обе — королевы, но какие разные! С ума можно сойти! Наши леди точно будут в восторге от этой истории, они такое обожают!
Мэрион почувствовала, что решимость потихоньку ее оставляет. Выпитый коктейль, злость, порыв написать о том, что она сама знает лучше всех на свете, — все это вскружило ей голову.
— Но ее величество запретила мне об этом писать.
Повисло молчание. Мэрион даже показалось, что ее собеседники наконец-то услышали то, что она уже не в первый раз пытается до них донести.
— Милая моя, вам ни к чему ее разрешение, — сказала наконец Беатрис. — Вы вправе поступать, как сами считаете нужным.
— И она вас не остановит! — заверил ее Брюс. — Да и потом, рано или поздно она наверняка одумается — сами увидите. Таким образом вы поможете укрепить дружбу и взаимопонимание между британскими и американскими женщинами. Министерство иностранных дел будет очень благодарно вам за помощь. И королевский двор — словом, все! И королева тоже, поверьте!
— Это акт патриотизма! — настойчиво добавила Беатрис. — Вы сможете и денег заработать, и отдать свой долг королю и своей стране.
— Даже если сам король не спешит отдавать вам должное, — заметила Беатрис, покосившись на Джорджа.
Эти слова хлестнули Мэрион, точно плетью. С ней ведь и правда весьма дурно обращались, а особенно в последнее время. Взять хотя бы все эти интриги королевы, надменность Маргарет, холодность Лилибет, пускай и навязанную ей Филиппом… С ней ведь перестали считаться — да что там, перестали даже замечать, точно она была и не человеком вовсе, а пустым местом.
После рождения малыша Чарльза она виделась с Лилибет лишь единожды. Но, несмотря на все это, она пожертвовала собственной жизнью ради этой девушки и ее младшей сестры. Она дала им все, что только могла. И, пытаясь высвободить их из золотой клетки, в которой они росли, сама попала в плен. Ей вспомнился вдруг одинокий гроб Аллах, и ее замутило. Нет, уж она-то такого не заслужила! Она достойна лучшей участи!
Беатрис снова стиснула ее руку.
— Мы очень хотим, чтобы вы изложили свою историю о взрослении принцесс. И опубликовали ее под собственным именем и с разрешения королевы. Этого жаждут все американские леди! Мы даже смеем надеяться, что ее величество сама напишет предисловие к этим воспоминаниям!
— Точнее сказать, мы уверены, что так оно и будет, — поправил ее Брюс. — Вот почему потрудились подготовить вот это, — провозгласил он и положил поверх стопки газет, лежавших перед Мэрион, какие-то бумаги.
Мэрион удивленно посмотрела на него.
— А это еще что такое?
— Договор! — просияв, сообщила Беатрис.
Брюс спешно пробежался с ней по удивительно длинному и подробному перечню условий — составители, казалось, предусмотрели все возможные случаи и обстоятельства.
— Вас все устраивает? — спросил он и протянул ей черную, блестящую авторучку.
Мэрион обвела взглядом всех присутствующих, а потом оглядела комнату, так похожую на дворцовую залу, и в душе снова закопошились сомнения.
Беатрис приблизилась к ней и вкрадчиво проговорила:
— Поймите, это ваш долг перед самой собой. Вам ведь есть, что рассказать. Так пусть люди узнают правду!
— Да и потом, если бы представители королевского «закулисья» не оставили нам никаких письменных свидетельств, история лишилась бы самых содержательных документов эпохи, — заметил Брюс.
Жуткий хаос в мыслях наконец утих, когда она вспомнила, что одним погожим вечером в Виндзоре, еще в военные годы, Томми сказал точь-в-точь то же самое: «Если бы представители королевского „закулисья“ не оставили нам никаких письменных свидетельств, история лишилась бы самых содержательных документов эпохи. В толк не возьму, как можно сохранить историю в веках, если ничего не записывать».