– Я не могу, – вырвалось у меня само собой, и я торопливо добавила: – сейчас не могу – может быть, позже… Словом, мне нужно подумать.
Ильицкий, кажется, ждал от меня другого ответа, так как выглядел несколько растерянным:
– Ну… хорошо, подумай, – впрочем, уже через мгновение он вернул в голос обычное хладнокровие и нагловато улыбнулся: – только недолго, а то завтра утром у меня поезд.
Разумеется, он не сомневался, каким будет мой положительный ответ – наверное, я слишком предсказуема. Меня же эта его самоуверенность разозлила. И еще больше злило то, что он настолько опоздал со своим предложением: я должна было довести до ума задание Платона Алексеевича, я не могу бросить все вот так!
Поэтому в сердцах я сказала:
– Хотя, знаешь, я уже подумала и отказываю тебе!… Раз ты так торопишься на свой поезд. Да и твоя маменька, боюсь, не будет в восторге от твоего выбора. Кстати, как она?
– Превосходно. Натали с Мишкой нарадоваться не могут ее мудрым советам по воспитанию Митеньки. Она ведь уже доказала, какого славного, доброго и чуткого ребенка может вырастить. Значит, ты мне отказываешь?
И качнулся в сторону двери.
– Ты уходишь? – в волнении спросила я, безумно боясь, что он так просто отступит, покинет сейчас этот дом и никогда больше не вернется.
Я вела себя глупо и непоследовательно, как какая-нибудь истеричная институтка, которая сама не знает, чего хочет – я понимала это, но ничего не могла поделать. Мне нужно было взять хоть минуту на размышление – слишком неожиданным было его появление сегодня.
Но минуты этой мне никто не подарил, напротив – как будто, чтобы окончательно свести меня с ума, из коридора вдруг раздался пронзительный, полный ужаса, женский вскрик – кажется, это была Аннушка, горничная.
Начала стихать музыка, и тотчас послышались торопливые шаги и взволнованные голоса. Мы же с Ильицким стояли, почти не дыша, и оба, наверное, думали об одном и том же.
– Я выйду первым… – сказал, наконец, он, когда шум за дверью уже не оставлял сомнений, что в доме произошло что-то ужасное.
С трудом выждав после него полминуты, я тронула дверь и тоже вышла в коридор. Все толпились в служебном крыле, где были подсобные помещения, кухня, несколько спален, в том числе и моя, и одна гостевая комната, которой никто сейчас не пользовался. Очевидно, в этой комнате что-то и случилось.
– Балдинского…
– Убили…
– Застрелили…
– Кто-то из гостей…
Стараясь не делать поспешных выводов из коротких взволнованных реплик, я пробиралась меж гостями в конец коридора. Но поняла уже, что нечто ужасное произошло именно с Балдинским. С человеком, которого я уже готова была признать Сорокиным, о чем и собиралась написать завтра в сообщении Платону Алексеевичу. А теперь его убили…
Балдинский действительно был мертв. Застрелен, хотя выстрелов никто не слышал: кажется, его застрелили сквозь подушку, которая заглушила грохот – по комнате еще парили перья. В саму спальню я не входила, опасаясь демонстрировать слишком явный свой интерес, а стояла среди других любопытствующих. Вот только саму меня изводило не любопытство, как ни странно, а, скорее, ноющее чувство вины, что я, доверенная Платона Алексеевич, была рядом и не сумела это предотвратить.
Вместо того чтобы лезть на место преступления я стояла сейчас поодаль и наблюдала за остальными – ведь вполне возможно, что кто-то из этих людей только что застрелил Балдинского. Он должен чем-то себя выдать!
Граф Курбатов с неким пожилым подтянутым мужчиной находились в комнате рядом с телом, мужчина этот минуту назад проверял пульс Балдинского, а теперь неслышно переговаривался о чем-то с Курбатовым. Кроме них двоих в саму комнату войти никто не решался.
– Кто этот господин, рядом с графом, вы не знаете? – негромко спросила я у Стенина, который с потерянным видом застыл рядом со мной.
– Не знаю, Лидочка, – отозвался тот, – должно быть, тоже один из приятелей покойного Сергея Васильевича. Ох, вы позвольте, я отойду, право… отвык я от подобных зрелищ.
Я посторонилась, пропуская его и думая, что «еще один приятель» не кандидат ли на место Сорокина? И не он ли убийца Балдинского: стоило ему в первый раз посетить дом, как произошло убийство. Отличное совпадение…
– Это Якимов Лев Кириллович, – прозвучал у меня над ухом голос Ильицкого – он говорил едва слышно, стоя позади меня. – Вместе с Щербининым учился в академии Генштаба – я тебе говорил про него. Кстати, стыдно тебе не знать таких людей – он профессор математики с мировым именем.