Олег весь день оставался в своей комнате. Мне удалось повидаться с ним лишь благодаря Илье. Имеет же право сын, в сопровождении гувернантки, навестить своего приболевшего отца. Клавдия Васильевна, которая с утра практически не покидала комнату Олега, была вежливо выдворена, и ушла с поджатыми губами. Взглядом, которым она меня одарила, можно было нарезать резьбу на титановой трубе. Олег выглядел неважно. Да что там — плохо он выглядел. Осунувшийся, с темными кругами под глазами, ослабевший. Двухдневная щетина делала его лицо каким-то неопрятным. Илья сел на кровать и начал гладить безвольно лежащую руку отца, кажется собираясь заплакать от жалости. Вот этого я бы уже не вынесла. Пришлось вмешаться.
— Ты ел что-нибудь? — нарушила я скорбную тишину.
— Нет, ничего не хочется. Резь какая-то в желудке. — пожаловался Олег.
— Пообещай мне, что сегодня устроишь себе разгрузочный день. — попросила я, ничего не объясняя.
— Клянусь. — вяло улыбнулся Олег.
Смотреть на это не было никаких сил.
— Ну, отдыхай. Не будем раздражать твою сиделку. Пока.
Илья поцеловал отца в щеку и пошел к двери. Я махнула рукой на прощание, отчаянно завидуя привилегии сына на неограниченные поцелуи.
— Таня. — неожиданно окликнул меня Олег. Я обернулась. — Подойди.
Я вернулась от двери и склонилась над Олегом.
— Спасибо тебе за все. — тихо сказал он.
Я смутилась, покраснела и собралась что-то пролепетать в ответ, но Олег вдруг попросил.
— Поцелуй меня, пожалуйста.
Внимательно посмотрев ему в глаза, я наклонилась и прижалась губами к его щеке. Получился пионерский поцелуй, но сердце все равно колотилось где-то у горла и мешало дышать. Я отступилась и попятилась к двери, Олег улыбался, провожая меня взглядом. Оказавшись в коридоре, я наткнулась на Илью.
— Теть Тань, папа не должен есть, потому что его отравили, да? Джем был плохой?
— Ты не по годам сообразительный. — покачала я головой. — Да, я подозреваю, что в джеме была какая-то гадость и…
Тут я услышала негромкий вскрик, донесшийся из холла и прижала палец к губам. Проклятый коридор, я и забыла о том, что сама слушала чужие разговоры, находясь в холле. Что делать? Я растерялась, не зная, бежать ли мне в холл, чтобы увидеть того, кто слышал наш разговор или наоборот переждать. Пока я раздумывала, в коридоре послышалась твердая поступь и из-за поворота показалась Клавдия Васильевна. По ее лицу невозможно было догадаться слышала она мои слова или нет. На этот раз домоуправительница вообще не удостоила нас взглядом.
Мы с Ильей предпочли убраться на улицу, а когда подошло время обеда, я попросила Олю передать Клавдии Васильевне, что мальчик захотел поесть с нами. Возражений не последовало, а я была рада, что парень будет под моим присмотром. В свете последних событий для меня это было важно.
Все началось с Чифа. Я в одиночестве сидела в холле перед телевизором и смотрела какую-то передачу о животных и не сразу обратила внимание на странное поведение собаки. Чиф был неспокоен и старался обратить на себя мое внимание, положив свою большую голову мне на колени. Я машинально поглаживала его высокий лоб, но продолжала смотреть на экран. Чиф настырно наваливался на мои ноги все сильнее и сильнее, когда же мне стало тяжело, я просто его прогнала. Он ушел, но через некоторое время я услышала легкое посвистывание. Не понимая, откуда оно доносится, я покрутила головой — явно из коридора, но Чифу туда нельзя и он прекрасно об этом знает.
Я пошла посмотреть. Чиф сидел у двери Натальиной комнаты и преданно смотрел на меня. Нетрудно было представить, что будет, если Наталья его здесь застукает. Я поманила пса за собой, но он и не думал двигаться с места и снова начал посвистывать.
— Пойдем, глупый, а то тебе сейчас нос отполируют, будешь знать, как по коридорам шляться.
Никакого эффекта. К свисту прибавилось недовольное ворчание, но с места пес не сдвинулся.
— Ну и черт с тобой, сиди, если приспичило. — разозлилась я и вернулась к телевизору.
Как раз начинался фильм, который я очень люблю — «Сердца четырех». Конечно, я видела его уже много раз, но игра актеров, в особенности молодой Целиковской, большеглазой и обаятельной, неизменно доставляла мне удовольствие. А то, что большую часть фильма действие происходило на даче, мне особенно нравилось. Увлекшись фильмом я совершенно забыла про Чифа, тем более, что он не появлялся. Выключив телевизор, я снова услышала тихое поскуливание и удивилась. Да что ж его там так держит? Я подошла к псу и присела перед ним на корточки.
— И что ты тут сидишь, наказание мое? — заглянула я в собачьи глаза.
Чиф скосил взгляд на стену, а потом снова на меня.
— Ну конечно, обычная история — все понимаешь, но сказать не можешь.
Я встала, ухватила Чифа за толстый загривок и потянула, пытаясь сдвинуть его с места. Он недовольно заворчал, но во взгляде не было агрессии, а лишь безмолвная просьба. Я немного подумала и решила сходить за Николашей. Когда мы вдвоем появились в коридоре, Чиф с надеждой вильнул хвостом.
— Ну, Чиф, рассказывай, что сторожишь? — обратился к нему Николаша.
Пес стал взволнованно топтаться на месте, но, видя, что на нас это не производит должного впечатления, вдруг поднялся на задние лапы и толкнул передними запертую дверь в Натальину комнату.
— Ты что делаешь? — зашипел Николаша, пытаясь оттащить собаку.
— Подожди. — остановила его я. — Чиф терпеть не может Наталью, поэтому без веской причины не стал бы себя так вести.
— Но не можем же мы врываться… — растерялся мой приятель.
— Постучи, а потом войдем. — предложила я.
— Вообще-то Наталья в это время никогда не разрешает себя беспокоить, как, впрочем, и Анна. — Николаша посмотрел на меня со значением.
— Не думаю, что Чифа привлекли лесбийские игрища. — возразила я.
Николаша тяжко вздохнул и осторожно постучал в приоткрытую дверь. Мы подождали, но никто не отозвался. Николаша постучал еще раз, уже гораздо громче, но результат был тот же. Зато неожиданно открылась дверь соседней комнаты и оттуда выглянула недовольная Анна. Надо было видеть, какое надменное изумление отразилось на ее лице, когда она поняла, кто нарушил ее покой. Честное слово, еще неделя в обществе этих дамочек, и я поверю, что родилась ничтожеством.
— Вы что, рехнулись?! Кто позволил?! — не стала церемониться Анна.
Николаша заметно сдрейфил, но меня было не так просто взять на голос. Я показала на дверь Натальиной комнаты.
— Уже два часа собака не отходит от этой двери. Что-то тут не так, потому что раньше никакой любви к Наталье за псом не замечалось. — мстительно сказала я.
Анна мрачно посмотрела на меня и подошла. Чиф недовольно заворчал.
— Пшел отсюда! — шикнула на него дамочка.
Чиф тут же показал ей правый клык, и она благоразумно решила не связываться.
— Наташа, открой, это я — Анна. — громко сказала она, стуча при этом в дверь.
Мы все напряженно прислушивались, но из-за двери не доносилось ни звука. Анна еще несколько раз постучала, потом неожиданно развернулась и ушла в свою комнату, не удостоив нас взглядом. Мы ошарашенно переглянулись, но не успели облечь в слова свое недоумение, как Анна появилась вновь, держа в руке ключ. Этим ключом она свободно открыла дверь и прошла в комнату. Николаша замялся, а вот меня сейчас могла остановить разве что группа вооруженных чеченских боевиков, и то, смотря чем вооруженных.
Николаша, сколько я его знала, совершенно не годился в лидеры, но всегда был отличным вторым номером, что и доказал, отстав от меня лишь на пару шагов. Так получилось, что захлебывающийся крик Анны, и то, что ее так напугало, предстало нашему вниманию одновременно.
— На кровати, прямо поверх аккуратно застеленного сиреневого покрывала, лежала Наталья. Она была абсолютно спокойна, я бы даже сказала, мертвенно спокойна. Ее голова, повязанная красивой сиреневой шалью, почему-то на старушечий манер (все волосы были прибраны под спущенную на лоб ткань, концы ее туго перекрещены под подбородком, а края расправлены по плечам ровными складками), покоилась на сиреневой подушечке с милыми кружевными оборками. Домашний, опять же сиреневый, халат Натальи доходил ей почти до щиколоток и открывал мягкие сиреневые тапочки с пушистыми шариками на подъеме. Руки были сложены на груди. Создавалось впечатление, что кого-то очень заботила мысль, чтобы поза Натальи точно соответствовала положению покойника в гробу. Глаза ее были плотно закрыты и не хватало только свечи в застывших руках. Но, следуя общему антуражу, здесь сгодилась бы и ветка сирени, только, увы, не сезон.