— Да. Но я не смогу защищать тебя от Квакера. А Трубачи… они в драках натренированные. С прошлых лет…
Ваню не очень тянуло на знакомство с тренированными в драках пацанами. Но, с другой стороны, Лорка права. Невозможно все лето жить беззащитным.
Лорка решила:
— Ты проводи меня сейчас, потом иди домой, успокой свою бабушку, а после обеда приходи ко мне снова. Тогда и пойдем к Трубачам…
Трубачи и Никель
Федя Трубин и Андрюша Чикишев дрались в течение почти четырех лет. С начала первого до окончания четвертого класса. Без большой жестокости, но деловито и регулярно. Почти каждую неделю. До разбитых носов доходило редко, однако синяки были делом обыкновенным. Эти синяки и постоянные известия о поединках приводили в отчаяние родителей, учительницу Юлию Васильевну, а также бабушку Андрюшки.
За что Трубин и Чикишев не любили друг друга, что делили между собой, понять не было возможности. Они не соглашались друг с дружкой ни в чем. Как в старой песне: «Если один говорил из них «да», «нет» говорил другой». В проигранных футбольных матчах с другими классами Трубин всегда обвинял Чикишева, а тот, естественно, Трубина. Если на уроке Юлия Васильевна просила Федю рассказать о Куликовской битве, следом поднимал руку Андрей и заявлял, что Трубин все переврал. «Самым бестолковым образом!» Если отправлялись в поход на Гилевские луга и Чикишев получал задание разжечь костер, Трубин тут же всех оповещал, что Андрюшка спалит окрестные леса, но зажечь ни одну ветку в костре не сумеет… И, конечно же: «Ну чё, пошли за кусты?» — «Само собой…» И девчоночье повизгиванье: «Ой, ребята, они опять!» И очередные заявления Юлии Васильевны на родительском собрании, что «с учебой у этих двоих нет больших проблем, но своим поведением они постоянно снижают показатели класса по дисциплине». И что «родителям пора бы принять надлежащие меры». Но у родителей были мягкие характеры и для надлежащих мер не хватало решимости.
Зато однажды ее хватило у Евдокии Леонидовны, Андрюшкиной бабушки. Он шла с рынка и увидела двух вечных неприятелей, которые сцепились прямо на улице, на весенней травке у «чикишевских» ворот. Она оставила корзинку на лавочке, ухватила обоих противников за воротники и отвела в сарайчик, что стоял в глубине двора. Там она скрутила в жгут мешок из — под картошки. Сказала любимому внуку: «Иди сюда». Андрюшка подошел. Он никогда не уклонялся от ответственности за свои дела. Евдокия Леонидовна взяла внука за шкирку и взгрела пыльным жгутом по лопаткам.
Федя мог бы удрать в незапертую дверь, но счел такое бегство унизительным. Слегка запыхавшаяся Евдокия Леонидовна сказала ему:
— А тебя я сейчас отведу к твоей тете Клавдии Кузьминишне и попрошу сделать с тобой то же самое.
Трубин объяснил, что тетя на работе. И мама с папой тоже.
— Лучше сделайте со мной это сами. Чтобы стало справедливо. Мы же дрались одинаково…
— Охотно, — отозвалась еще не остывшая Андрюшкина бабушка. И сделала. Федя не пикнул, как и Андрюшка (подумаешь, мешок!).
Отдышавшись, Евдокия Леонидовна грозно вопросила:
— Будете еще драться?
— Я больше не буду, — привычно пообещал Андрюшка.
— И я не буду…
— То — то же!.. Миритесь немедленно и убирайтесь! И чтобы больше ни разу…
Трубин и Чикишев покладисто кивнули друг другу, покинули сарайчик и деловито закончили драку в саду, под набирающими цвет яблонями…
Неизвестно, сколько бы еще продлилась их затяжная война, если бы не девятиклассник Артур Сенокосов.
Сенокосов тоже был нарушитель дисциплины (часто приставал к девчонкам), а еще — бестолочь и трус. После очередного скандала и разборки в кабинете директора он притихал. Чтобы дать Артуру шанс исправиться, учителя поручали ему какую — нибудь общественную работу. Например, вешать в вестибюле плакаты перед праздниками, следить, чтобы никто не проскакивал в школу без «сменки», или наблюдать за порядком на этаже с младшими классами. Но ведь известно: «Заставь дурака богу молиться…» И однажды этот дурак усмотрел непорядок в поведении четвероклассника Никитки Кельникова.
Никитка шагал по коридору, улыбался, смотрел перед собой и махал снятым ранцем. Вообще — то он редко ходил так живо, а ранец всегда аккуратно носил за плечами. Но сейчас, видно, было у него какое — то особое настроение.
У Артура тоже было настроение, но не особое, а просто скверное. Когда Никиткин ранец задел брючину Сенокосова, тот паучьим движением ухватил четвероклассника Кельникова за плечо:
— Ты чего махаешся! Чуть ногу не перешиб!
Никитка перестал улыбаться.