Найя примолкла, затем, улыбаясь, неожиданно выпалила:
— А дома выяснилось, что он меня просватал!
Элико широко раскрыла глаза:
— Как просватал?
— Нет, Элико, угадай, за кого решил отдать меня отец?
Элико знала, что Найя и Гера любят друг друга, и поэтому не могла назвать ни одного сколько-нибудь подходящего имени.
— Не томи, Найя, назови сама, — попросила Элико.
И Найя рассказала обо всем, что случилось с нею дома.
Когда Найя упомянула о коробке, поднесенной Арчилом Пория, Элико вздрогнула. Улыбка сбежала с лица, она недоуменно взглянула на подругу. Но чтобы скрыть от Найи охватившее ее волнение, она резким движением схватила подругу за руку и нетерпеливо, глотая слова, сказала:
— Дальше, дальше, Най. Очень интересно!
Придвинулась ближе и стала внимательно слушать. Однако, когда Найя изобразила, как она швырнула коробку на землю, Элико снова не совладала с собой. Она вспыхнула и с силой, по-мужски стукнула кулаком по столу:
— Ай да Найя! Так ему и надо!
Элико была здоровая, румяная, крепко сбитая девушка, вечно в движении, деятельная, быстрая, как огонь. Веселые, подернутые влагой глаза сверкали так, что их нельзя было не сравнить со звездами. По жизнерадостному лицу скользила лукавая улыбка, и это делало Элико еще милей.
Найя хотела продолжать; восклицание подруги раззадорило ее, но вдруг ей бросилось в глаза необычное состояние Элико.
— Да что с тобою, девушка? Погоди, я еще не кончила.
Элико, не дослушав, откинулась на спинку стула и рассмеялась. Потоком хлынул смех; на обнаженной шее вздулись вены; грудь бурно вздымалась, — казалось, вот-вот, не выдержав напряжения, оторвутся пуговки ее блузы. Найя не могла понять поведения подруги.
«Что с нею?» — подумала она и замолчала.
А Элико все хохотала да хохотала. Она вскочила с места и схватилась руками за живот.
— Ой, не могу… Погоди, милая… — роняла она, захлебываясь.
Но вот наконец припадок шального смеха улегся, Элико выпрямилась, чтобы перевести дух, слезы крупным жемчугом сыпались у нее из глаз.
— Да чего ты? Что за история? — суховато спросила Найя, задетая смехом Элико.
— Да, история! Во-от какая! — ответила Элико и, взмахнув рукою, очертила в воздухе большой круг.
Затем она несколько раз глубоко вздохнула, чтобы окончательно успокоиться.
— Сейчас поймешь!
Элико стремительно подошла к столу, стоявшему поодаль, схватила длинную коричневую коробку, лежавшую на стопке книг, и возвратилась к Найе.
На крышке красовалось изображение женщины с распущенными волосами. Элико открыла коробку. В одном углу лежало немного конфет — видимо, большая часть их была уже съедена, в другом — сложенный пополам листок бумаги.
Элико взяла его и развернула.
— А такой записочки в твоей коробке не было, Найя? — спросила она, размахивая бумажкой, и снова рассмеялась. — Наверно, была, да ты не заметила. Не думай, что это просто какая-то бумажонка… На, читай! — Элико сунула записку в руки Найе и добавила: — Ну и дела, милая моя!..
Она уже не смеялась. Не отрываясь, следила за лицом подруги, погруженной в чтение записки.
На листке была нарисована фиалка, раскрашенная от руки в самые яркие цвета. Пониже — крупно выведенные инициалы Элико. Затем следовало стихотворение.
Каждая строфа была обведена рамкой, а между ними изображены сердца разной величины, тоже раскрашенные в разные цвета. Стрелы соответствующих размеров пронзали эти сердца, источавшие капли алой крови.
Найя читала, тихонько шевеля губами:
Элико пристально следила за подругой и, казалось, на память повторяла рифмованные строки послания. Когда Найя оторвалась от бумажки, Элико кинула нетерпеливо:
— Негодяй! Правда?
Найя брезгливо, точно боясь замараться, уронила письмо на стол и подняла на Элико потемневшие от негодования глаза. Спросила:
— Все-таки, что тебя так рассмешило, Элико?
Элико прямо приступила к делу:
— Ты у меня единственная, говорит, люблю тебя больше всего на свете, выходи, говорит, за меня замуж, и баста! Я, говорит, несчастнейший из смертных. Страдаю безмерно. Все у меня отобрали, и потому меня никто не любит. Только одной надеждой живу — надеждой, что ты меня полюбишь и будешь со мною… Вот что он мне твердил дни и ночи, с тех пор как я переселилась сюда и завелась у меня отдельная комната. Каждый вечер торчал у моих дверей. Ну, разве не смешно? Вообразила, глупая, будто все это правда. Ты себе только представь, как мне стало обидно, когда ты сказала, что он и тебе коробку поднес… Этот подарок, подумала я, подороже моих конфет. Неужели не смешно, Найя? Иногда мне приходило в голову: у Найи есть Гера, но ведь и у меня есть! Ты понимаешь, я о свадьбе мечтала, а у этого молодчика, оказывается, совсем другое на уме. Неужели не смешно? Эх, видно, и вправду женские мозги немного стоят. А еще — комсомолка! Ах, как нехорошо! Он, конечно, обманул бы меня, Найя, если бы ты мне всего не рассказала. Вот к чему дело шло! И как ловок! Ты думаешь, это единственное стихотворное послание? Он чуть ли не каждый день писал мне письма или вот этакие стихи подсовывал в окно… В мою честь стихи! А теперь я швырну их ему в рожу. Пускай тогда любуется своими усиками да закручивает их кверху. Вот потеха будет!
Элико вся загорелась гневом. Она схватила коробку и размахнулась, — казалось, будто сам Арчил Пория собственной особой стоит перед нею и она бьет его по лицу. Злая судорога искривила губы, ноздри раздулись от ярости.
— Значит, он и тебя обманывал, Найя? Так ведь? — спросила она подругу, как бы призывая ее к каким-то совместным действиям.
Найя сдвинула брови и покачала головою.
— Меня нет, но отца он, конечно, морочил.
И вдруг Найе открылась истина. Едва она произнесла вслух, что Пория морочил отца, как мелькнула мысль: вот она, так упорно ускользавшая от нее разгадка давнишней тайны!
Это открытие поразило ее и в то же время обрадовало.
— Этот человек — негодяй, Элико! Негодяй не только по отношению к нам… Ты должна это понять, слышишь? — уже повысив голос, воскликнула Найя.
— То есть как это не только по отношению к нам? — отозвалась с недоумением Элико.
— У меня неожиданно открылись глаза, когда я сказала тебе, что он морочит отца. Очевидно, Пория вообще нашептывает ему всякие гадости… Оттого-то отец последнее время странно ведет себя, так странно, точно он не в своем уме. Такое его поведение, видимо, результат дружбы с Пория. Арчил — темный человек. В этом можно не сомневаться!
Подозрения Найи испугали Элико.
— Нет, нет, Наи… Неужели он решился бы на это? — сказала она, пытаясь успокоить подругу.
Однако Найя, взволнованная собственной догадкой, взяла послание Арчила, которое за минуту перед тем с отвращением кинула на стол, быстро пробежала его глазами, затем внимательно перечитала отдельные строки и сказала:
— Неужели ты не чувствуешь, Элико, что эти стихи — ничем не прикрытая насмешка? Что значит фраза: «И кем угодно буду»? А эта: «Программа в семь ребят» — конечно, явное издевательство над всей нашей деятельностью! Слышишь: «Новые дадим рекорды…» Я все поняла, Элико… Я покажу эти стихи Гере…
Найя сложила письмо и потянулась к карману.
Элико растерялась. Ей не понравился план Найи. Зачем вмешивать в эти дела других?