– Приглашаю разделить с нами трапезу, – добродушно предложил Карл.
– Что же, после долгой тряски на лошади, аппетит мой столь разыгрался, что я без колебания приму ваше приглашение. Да и где ещё могут поговорить и познакомиться поближе благородные паны, кроме как за накрытым столом?! С удовольствием осушу в ваше здравие кубок и не один, – подмигнул пан Дрозд.
Хоть и не хотелось вновь предаваться Бахусу, всё же пришлось вновь откупоривать вино и разливать по бокалам, благо нам никто не мешал. После истории с возвращением пана Потоцкого, остальные постояльцы приутихли и перестали колобродить. Устают все, даже пьяная шляхта.
К полуночи, благодаря словоохотливому проводнику, я узнал многое о цели нашей поездки. Оказывается, фальшивомонетчики нашли себе тихое и спокойное пристанище по соседству с деревней староверов.
Людей, придерживавшихся старых канонов в Польше хватало. После церковных реформ, подвергающиеся гонениям на религиозной почве люди, которые предпочитали креститься двумя перстами, в огромных количествах бежали из России на территорию Речи Посполитой. Говорят, что беглецов набралось чуть ли не с сотню тысяч. Цифры немаленькие, а если учесть потрясающую работоспособность и фанатическое прилежание старообрядцев, становится ясно, какие убытки терпела имперская казна, лишившаяся стольких подданных. Российские староверы платили удвоенный подушный оклад, для них существовало много разнообразных запретов, каравшихся огромными штрафами. Понятно, что империи было невыгодно терять такой источник доходов.
На территории Речи Посполитой неподалёку от Гомеля образовалось миниатюрное государство в государстве – ветковская слобода или просто Ветка, заселённая сплошь раскольниками. Количество дворов в ней доходило до нескольких тысяч. Духовная власть в слободе принадлежала старцу Епифанию, киевскому монаху, который благодаря подлогу был посвящён в сан чигиринского епископа. Когда обман раскрылся, лжеепископа арестовали, но 'воровские люди скрали колодника Епифания в Коломинском лесу' и доставили в Ветку. Там старец и развернулся. Ветковский архиерей начал лихо посвящать собратьев по вере в священников и диаконов.
Поскольку 'народная тропа' к Ветке не то что не зарастала, а, наоборот – с годами становилась всё шире и шире, встревоженное правительство Анны Иоанновны приступило к решению столь остро заявившей о себе проблемы. Первоначально власти отнеслись к ветковцам довольно гуманно: предлагали милость, обещали не наказывать за бегство, и только потом, когда уговоры не увенчались успехом, перешли к силовым действиям. В апреле1735 года пять полков русской армии скрытно окружили Ветку. Солдатам приказали жилища раскольников разорить, а самих ветковцев со всем скарбом вывезти.
Операция, получившая в истории название 'выгонка Ветки' прошла успешно. Пойманных староверов расселили по всей России.
Селению, в которое мы отправились, очевидно, повезло больше. Солдаты не знали, где оно находится или не смогли до него добраться, так что раскольники жили как прежде, соблюдая вековые обычаи.
Поляки опасались к ним лезть со своим уставом и предпочитали вести взаимовыгодную торговлю. Каким-то образом Потоцкие и Сердецкие договорились с общиной и установили на территории деревни машину, предназначенную для изготовления фальшивых денег. Судя по наводнившим Россию медным фальшивым пятакам, 'бизнес' процветал. Ну да ладно, на то и мы, чтобы прикрыть эту лавочку.
– Нас мало, но мы в тельняшках, – усмехнулся я, прерывая пана Дрозда, живописно рассказывавшего о сложностях, что выпадут у нас на пути.
– Простите, барон, что вы сказали? – спросил шляхтич.
– Я сказал, что всё будет в порядке.
– Вот ответ достойный мужчины! – поднял кубок пан Дрозд. – Сеча, вино и девушки – что ещё нужно рыцарю для полного счастья? Драка впереди, вино на столе, а девушки, – он облизнулся как обжора на окорок. – Может, отправимся за ними? Я видел тут немало прекрасных паненок.
– Девушки потом, – улыбнулся я, вспомнив старую песню. – Выезжаем утром. Засиделись мы в этом городе. Пора и честь знать.
– Как пан скажет. Мне всё равно, – сказал поляк и, уронив голову, захрапел.
– Гуляка, – не сдержал усмешки Чижиков. – Быстро же его свалило.
– Пусть спит, – махнул рукой я. – Да и нам стоит последовать его примеру. Туши свет, Чижиков. По койкам, гренадеры.
Глава 4
Утром выяснилось, что гость прибыл не один: с ним прискакал тощий малый лет двадцати, который хоть и считался шляхтичем, однако по польским законам вполне мог подвергнуться со стороны пана Дрозда порке, словно простой холоп, за тем исключением, что экзекуцию полагалось проводить на специальном коврике. Ночевал этот дворянчик в погребе с теми, кому на постоялом дворе не нашлось места. Гайдуки, лакеи и не сильно привередливые шляхтичи спали вповалку, не обращая внимания на прохладу и сословную разницу.
Пан Дрозд пошептался со своим человеком, а потом куда-то спровадил. На мой вопрос ответил, что не хочет посвящать в дело лишние уши.
– Больше нам никого не понадобится, – заверил шляхтич.
Он скинул парадную европейскую одежду и переоделся в походное платье. Теперь на нём были: высокая шапка с пером, чёрные 'смазные' сапоги и кафтан, за поясом которого пан Дрозд засунул пистолет. Не забыл проводник о сабле, подвесив её так, чтобы в любой момент можно выхватить из ножен, не теряя драгоценные секунды.
– Вашему спутнику много известно? – на всякий случай уточнил я.
– Совсем ничего, он всего лишь сопровождал меня до города. На дорогах не всегда спокойно, но теперь я не один и, клянусь Богородицей, нам нечего бояться.
– Далеко отсюда до раскольничьего скита?
– Ну, скитом это не назовёшь, скорее община: деревенька дворов в тридцать, может больше, признаюсь, не считал. За полдня добраться можно, – задумчиво произнёс пан Дрозд и добавил:
– Отправимся сейчас, аккурат к обеду успеем.
– А дорога какая?
– Дорога обычная, – усмехнулся пан Дрозд. – Не утопнем в грязи, значит доедем. Ну да вам не привыкать: что в Московии, что в Курляндии вашей тоже не дороги, а так… и смех, и грех. Одно название! Сначала по тракту пойдём, затем будет развилка, от неё нам в сторону леса в самую чащу. А уж дальше только на меня полагайтесь, я места эти как свои пять пальцев знаю, не заплутаем. Шляхтич приосанился, фигура его распрямилась.
'Как его распирает от собственной значимости!', – подумалось мне. Но всё верно, без него, что без рук.
– Как на раскольников этих вышли? – спросил я.
– Русский посол давно уже жаловался нашему королю, что из Польши ввозятся фальшивые деньги, но вы знаете, что наш монарх не имеет большой власти. Всё в руцех магнатов. Одни на вашей стороне, другие идут на поводу у французов и тех, кто больше заплатит, а бедная Польша расплачивается за их грехи. Князю Чарторыжскому надоело слышать попрёки, вот он и приложил все усилия, чтобы разыскать злодеев. Он давно подозревал Потоцких и немного погодя укрепился в подозрениях. Люди князя проследили, куда ввозится много меди, а затем помог случай – один из слуг Потоцкого сболтнул лишнего. А дальше клубочек распутать труда не составило, – похвастался проводник, очевидно, сам участвовавший в этой операции.
Наскоро позавтракав холодной курятиной, гречневой кашей и пшеничными лепёшками, отправились в путь. Миновали тракт и развилку, а затем, как и предупреждал пан Дрозд, забрались в лес. Стоило углубиться, и всякий контакт с цивилизацией был потерян. Мы оказались в такой девственной глуши, что стало казаться, будто здесь отродясь не ступала нога человека. Только дорожка, змейкой обвивавшая густые заросли, свидетельствовала об обратном.
Я с детства люблю лес, мне нравится бродить по тропинкам, думая о чём-то своём. Наверное, для нас, жителей среднерусских равнин, он значит то же самое, что для итальянцев Средиземное море, а для швейцарцев Альпы. Убери и жизнь потеряет немалую толику смысла и притягательности. В лесу можно найти пристанище, спастись, как моя бабушка. Её и прочих жителей деревушки, находившейся в начале сороковых в глубоком немецком тылу, партизаны предупредили, что скоро придут каратели. Деревня в полном составе снялась с места и перебралась в сосновый бор. Целый год прожили они в землянках, пока не пришли наши. Всё это время бор был укрытием, кормильцем и поильцем. Но лес лесу рознь. Вроде сейчас мы ехали по территории нынешней Белоруссии, которую я ещё с советских времён привык считать своей, но этот лес почему-то кажется чужим и враждебным.