Вяловатый Касаткин оживился:
- Во-первых, щенок, дуэли запрещены. Во-вторых - я вызову сейчас караул и они, не посмотрев на твои титулы, всыпят тебе батогов. Не хочешь неприятностей, вали отсюда.
- Да как вы смеете!
- Не кипятись, Карл, - сказал я. - Пойдём отсюда. Что-нибудь придумаем.
- Но я не могу этого так оставить, - жалобно произнёс кузен.
- Плюнь. Видишь, он не шутит. Найдём Бирона, разберемся, что к чему.
Тут в комнату вошёл подтянутый офицер в чине поручика. Он молодцевато отсалютовал Касаткину, скинул с плеч епанчу и спросил:
- Здравствуй, Виктор Иванович. Что за шум, а драки нет? В коридоре слышно.
- Да вот, Василий Александрович, молодые люди буянят, на дуэль вызывают, - усмехнулся Касаткин.
- Вот как, - протянул вошедший. - Чем же ты им не угодил?
- В полк устроиться хотят, - принялся объяснять Касаткин. - Я им говорю, что свободных мест нет, а они шумят, не верют.
- И впрямь свободных местов нет. Все ваканции заняты, - повернул в нашу сторону голову появившийся офицер. - Последние вот приказом закрыты.
Он положил на стол Касаткину кипу бумажных листов.
- Это тебе, Виктор Иванович, просили передать. Прими документы.
- Сейчас, разберусь с этими, и приму по всей форме, - отмахнулся Касаткин.
Офицер, которого полковой комиссар назвал Василием Александровичем, осмотрел нас с ног до головы:
- Жаль, конечно, что вам не подвезло пораньше обратиться. Вижу, молодцы, прямо на подбор. Рослые, крепкие. Знатные могли б получиться гренадеры. Нам бы такие солдаты пригодились, тем более сейчас, когда война с туркой сурьёзная намечается. Вы откуда к нам прибыли, богатыри, из какой губернии?
- Из Курляндии, - пояснил я.
- Жаль, - вздохнул Василий Александрович. - Выходит вам и в Семёновский али Преображенский полки не попасть. Они сейчас берут иноземцев разве что в музыканты. Виктор Иванович, может, возьмёшь их в полк сверхкомплекту?
- Не могу, - вздохнул Касаткин. - У нас и так сверх штатов куча всякого народа приписано, одних младенцев душ эдак сто наберётся, а то и больше. Матушка императрица гневаться изволит таким переполнением.
- Тогда не взыщите, - Василий Александрович развёл руками. - Рад бы помочь, да нечем. Попробуйте в армейский полк устроиться. Если фортуна переменится, глядишь, и в гвардию переведётесь.
Я вспомнил о бумагах, которые принёс офицер полковому комиссару:
- Господа, примите наши извинения. Не хочется докучать, но посмотрите, нет ли в принесённых документах наших имён - баронов фон Гофена и фон Брауна?
Касаткин порылся в бумагах, внимательно вчитался, потёр указательным пальцем переносицу и сипло объявил:
- Господа, пришла моя очередь просить прощения. Поручик Нащокин[13] доставил приказы о вашем зачислении в полк, - полковой комиссар приосанился. - Поздравляю вас, гренадеры третьей роты Дитрих фон Гофен и Карл фон Браун. Надеюсь, вы не посрамите славы лейб-гвардии ея императорского величества.
'Спасибо тебе, Густав Бирон', - подумал я. Подполковник не забыл о своём обещании, мало того, что устроил нас в гвардию, так ещё и позаботился, чтобы мы попали в одну роту.
- Рота ваша вместе с остальными частями полка ещё не прибыла из лагерей, - сказал поручик Нащокин. - Думаю, спешить на воссоединение с ней ещё рано. Впереди много дел: вам надо построить мундир, получить оружие и довольствие. Жить есть где?
- Нет, мы комнату в герберге снимали, но содержать её более не на что, - вздохнул я.
- Тогда ещё и на постой надо встать. Ну, это к полковому квартирмейстеру, господину майору Шипову. Он вам билет выдаст, - Нащокин вспомнил что-то и добавил:
- Виктор Иванович, выпиши гренадерам сумму для скудости. Видишь, поиздержались они, покуда назначения ждали.
Полковой комиссар кивнул:
- Не обижу, Василий Андреевич. Непременно войду в положение, благо деньги в казне от отпускников пока имеются.
- А мне пора! Счастливо, братцы.
Нащокин умчался так же стремительно, как появился.
Касаткин дождался, когда хлопнет дверь, открыл окованный сундучок и стал выкладывать на стол горки из монет.
- Слушайте меня внимательно, гренадеры. Оклад вам полагается самый малый для нижних чинов - племянничий. Будете получать двенадцать рублей в год потретно.
- То есть? - не понял я.
- Три раза в год, - пояснил Касаткин.
- Выходит по четыре рубля, - подсчитал я.
- Нет, - помотал головой Касаткин. - Вы будете строить гренадерский мундир, я выдам вам на руки денежный вычет из вашего жалованья, около пяти с половиной рублей. На эти деньги вы должны приобрести всю необходимую амуницию, потом узнаете какую. Они вычитаются из годового жалования, которое составит в итоге меньше семи рублей.
Я присвистнул. Выходит, мы должны себя одевать за свой же счёт. Для меня, привыкшего к выданным со склада бесплатным армейским гимнастёркам - х/б и п/ш, 'афганкам', сапогам, ботинкам-берцам, головным уборам, шинелям и прочее - это было в диковинку. Зарплата худеет на глазах.
- Есть ещё и вычеты за медикамент: каждую треть по четыре копейки, - продолжил нагнетать обстановку Касаткин. - А ежели кто из полку убежит или дезертирует, с каждого солдату ещё по копейке. Правда, это больше армейских частей касается. В гвардии беглых не бывает. Но я счёл нужным предупредить на всякий случай.
Вот те раз - снова расходы. Если и дальше будет продолжаться в том же духе, то я, устроившись на военную службу, буду ещё и должен. Как люди живут? У меня же под боком имений нет, помощи ждать неоткуда. И, как говорит Карл, под Митавой мать осталась. Вроде мой сыновий долг помогать ей.
Увидев перепад в нашем настроении, Касаткин сообщил:
- Всё не так плохо, господа. Вычеты вычетами, но государство заботится о вас. Будете получать дачу на мясо и соль, почти десять копеек в месяц. В магазине получите муку для хлеба, или, если хотите, можете заменить её денежным довольствием.
Хлебопёки из нас откровенно скажу - неважные, так что мы решили взять компенсацию деньгами.
В конце разговора Касаткин расщедрился и выдал кроме мундирного вычета по два рубля подъёмных. Это и были та самая сумма для скудости, о которой говорил Нащокин. Кстати, Василий Андреевич помог нам ещё одним. В дверь постучались. Полковой комиссар разрешил войти, и мы увидели высоченного, даже выше меня гвардейца. В нём было, наверное, метра два росту.
- Гренадер третьей роты Степан Чижиков, - отрапортовал солдат. - Их высокоблагородие капитан Нащокин велели на первое время быть приставленным к обучению двух новобранцев, покуда рота из лагерей не вернётся.
Касаткин обрадовался его появлению и отпустил нас вместе с Чижиковым, обещавшим проследить, чтобы всё было как положено.
Мы вышли в коридор.
- Будем знакомы, - гренадер протянул широкую как лопата руку. - Я - Чижиков Степан, буду вашим 'дядькой'.
- Кем? - не понял я.
- Дядькой, - добродушно пояснил солдат. - Впрочем, откуда вам немцам знать. Так зовётся старослужащий, который за молодыми присматривает.
Понятно, что-то вроде нашего 'дедушки', только имеющего вполне официальный статус.
- Давайте-ка мы сначала навестим квартирмейстера, чтобы он вас на жительство определил, а то уйдёт куда, и вы без крыши останетесь, - предложил Чижиков.
Полковой квартирмейстер Шипов без проволочек выдал билеты на поселение. И опять повезло - нас поселили в одном доме на Адмиралтейской стороне.
Потом мы занялись формой. Ранее в каждую часть поступали мундиры трёх размеров - 'большой, средней и малой рук', далее они ушивались под каждого солдата, но при Анне Иоанновне этот порядок был изменён. Полки сами закупали необходимые материалы и шили форму в специальных шпалернах - портновских мастерских, устроенных при каждой части.
- У нас такие портные есть - так их в модные дома даже приглашают, - похвастался дядька.
А вот сукно на мундир Чижиков посоветовал брать не в полковом магазине, а купить в лавке, причём, желательно в торгующей иноземным товаром, ибо, как выяснилось, отечественные ткани хорошего качества стоили дороже иностранных. Я невольно почесал репу. Выходит ещё с тех времён наши производители любили гнать халтуру и задирать цену.
13
НАЩОКИН Василий Александрович (1707 - предположительно 1759) - офицер и приближённый Елизаветы Петровны, оставивший после себя знаменитые 'Записки', содержащие бездну важной информации историко-биографического толка. Родился 7 января 1707 г. в Москве. 10 марта 1719 г. зачислен солдатом в Белгородский пехотный полк. В 1726 г. в чине сержанта переведен в Угличский полк. 15 февраля 1727 г. произведен в аудиторы, а через год - в подпоручики и определен в Лефортовский полк. В 1730-м принят в лейб-гвардии Измайловский полк в должности адъютанта. В январе 1737 г. Нащокин произведен в капитан-поручики и командирован в составе сводного гвардейского отряда на русско-турецкую войну. 2 июля того же года участвовал во взятии Очакова, где проявил отвагу и героизм. В январе 1738 г. получил за свои подвиги чин капитана гвардии. В кампаниях 1738 и 1739 гг. Нащокин принял участие в качестве командира 3-й роты Измайловского полка. С 1742-го получил чин секунд-майора Измайловского полка. 'Записки' его обрываются следующим числом - 5 сентября 1759 г. Дата его смерти неизвестна, но можно предположить, что умер он примерно в это же время.