Мы сидели в жарко натопленном кабинете Густава Бирона. Слуги только что убрали обеденные приборы, оставив нас в тишине. За окнами стояла непроглядная тьма. Тихо переговаривались караульные у ворот, обсуждая последние новости с полей войны.
Красавица-жена Александра, находившаяся на сносях, зашла пожелать нам 'покойной ночи'. Подполковник с большой нежностью поцеловал её и попросил 'поберечься за двоих'. Я видел, что он очень любит жену, и на короткое время позавидовал воркующей паре. Не знаю, почему, но ни тут, ни там у меня не появилось ничего, что можно назвать якорем: ни ребёнка ни котёнка. Случайные подруги, ни к чему не обязывающиеся отношения, свидания в полумраке кафе и ресторанов, приглушённая музыка, объятия и поцелуи, не всегда заканчивающиеся чем-то серьёзней. Бестолковая маячня, одним словом. Разве что мама... Я почему-то боюсь думать, как там она сейчас. Вот такой хронопарадокс - ведь между нами четверть тысячелетия.
- Так, со штатами разобрались, - вытирая пот со лба, произнёс подполковник. - Переходим к самому интересному.
На миг он зажмурился, как ребенок, получивший вкусную конфету. Я не сумел сдержать улыбки, зная, что он имеет в виду. Вспомнилась одна история из далёкого прошлого.
Есть у меня несколько друзей, поступивших в военное училище. Не все они в итоге стали офицерами, ну да не о том речь.
Я учился в инязе, на всю группу нас было только трое парней, остальные - девчонки, озабоченные не только учёбой, но и нехваткой мужского общества. Не стоит думать, что, пребывая в таком 'малиннике', мы шли нарасхват. Ирония судьбы: наша троица в глазах сокурсниц котировалась чуть выше плинтуса. Очевидно, дамы видели в нас только зубрил-ботаников, у которых всегда можно списать или выпросить в критический момент шпору. О свиданиях не стоило и заикаться, а ведь среди одногрупниц водились такие красавицы, что ни в сказке сказать ни пером описать. Но они были холодными как айсберг и ненадолго оттаивали лишь в период сессии. В остальное время предпочитали устраивать совместные вечера-посиделки с курсантами. Не помню, каким макаром меня затащили на одну из таких встреч в недорогом, снятом в складчину кафе.
Я сидел за одним столиком с двумя поддатыми парнями в военной форме, носившими причёску по последней курсантской моде - сзади коротко с окантовкой, зато спереди отращивалась чёлка не хуже, чем у Преснякова-младшего. Под головным убором этой 'красоты' не видно, зато, когда снималась пилотка или фуражка, на лицо падала настоящая копна волос, сквозь которую с трудом можно разглядеть глаза.
Не знаю, какую лазейку в толковании устава нашли модники, но так стриглись почти все старшекурсники. Это у них считалось высшим шиком.
Табачный дымок тянулся кверху, курсанты неторопливо потягивали пиво из высоких бокалов. Многих отпустили до утра, и я мог только догадываться, где они проведут эту ночь.
Звучала томная музыка, кажется, Sade, парочки медленно топтались возле хрипящих стереоколонок.
Партнёрш на всех не хватало, поэтому мы пили пиво с орешками и неторопливо беседовали. Разговор зашёл на тему, почему ребята выбрали местом учёбы именно военное училище.
- Рассчитываешь услышать банальные вещи? - спокойно спросил белобрысый сержант Эдик, заместитель командира взвода или по-простому 'замок'. - Про семейные традиции, преемственность, долг перед родиной?
- Что-то в этом роде, - не стал темнить я.
Эдик глубоко затянулся, выпустил к потолку колечко дыма, ловко ногтём сбил пепел с сигареты и произнёс:
- Ну да, мой папа - 'полкан', заканчивал это же училище. Так что насчёт традиций ты прав. И родину я люблю, уродину - не уродину, не важно. Но ты не поверишь, - он склонился ко мне:
- Больше всего на свете я тащусь от формы и от оружия. Только ради этого, я поступил в училище и не жалею ни капли. Такие, вот дела, Гоша, - он улыбнулся и добавил:
- Только девкам не говори, засмеют.
Тогда я удивился: оружие - туда-сюда, ещё понять можно, но вот ради каких-то тряпок пять лет носить кирзачи? Глупо.
И всё же он не покривил душой. Оказавшись здесь, я тоже проникся этим по-полной. Мундир и оружие - вот два предмета особых забот любого военного. То, что они любят иной раз больше всего на свете.
И, глядя, на Густава Бирона, я вспоминал тот разговор, машиной времени перенёсший меня в бандитские девяностые.
- Барон, вы случайно не задремали? - голос подполковника прозвучал неожиданно резко.
Я встрепенулся:
- Никак нет, господин подполковник. Задумался просто.
- Я уж подумал, от сытной пищи тебя разморило. Вернёмся к прожекту. Огород без лишней надобности городить не будем. Фузеи для роты оставим гвардейского образца, - уверенно произнёс подполковник.
- У меня есть предложение, даже три.
- Интересно, - Густав выжидающе замолчал.
- Надо что-то делать с креплением штыка.
- С ним что-то не так?
- Сами знаете, господин подполковник. Очень неудобная конструкция. Менять надо и чем быстрей, тем лучше. Глядишь, обгонят нас французы или англичане. Негоже русской армии в хвосте плестись.
С 1709 года русская армия вместо багинетов, вставлявшихся в дуло, и потому не позволявших вести стрельбу, постепенно перевооружалось более практичными втулочными трёхгранными штыками. Все части переоснастить пока не удалось, но гвардия снабжалась в первую очередь. Минусом явилась непродуманная система крепления - штыки часто падали во время выстрела, их с лёгкостью сдёргивали в рукопашной схватке.
- Не ты один озаботился, - на лице Бирона появилась широкая улыбка. - На, почитай, что прапорщик первой роты Козюренков пишет.
Он извлёк из выдвижного ящика письменного стола два исписанных бисерным почерком листа бумаги. Я углубился в чтение, и понял: это не что иное, как грамотно составленный технический документ.
Козюренков подробно описал недостатки крепления штыка и предложил изменить конструкцию, введя продольную пружинную защёлку на трубке. Нарисовал чертёж, снабдил подробными комментариями. Такой штык сам не свалится, и в бою не подведёт.
- Всё хорошо, в чём заминка? - удивлённо спросил я.
- Надо пройти апробацию, - пояснил Бирон. - И деньги нужны.
- Давайте изготовим малой партией, предъявим царице, поясним, что и как. Если она одобрит, найдутся и деньги. Козюренков дело пишет.
- Экий ты прыткий. В России таких Козюронковых пруд пруди. Ежели каждого слушать, да по ихнему делать, изнищаем. На всех денег не напасёшься.
- Так это и хорошо, что в стране много толковых людей. Их поощрять нужно.
- Нужно-нужно, - пробурчал себе под нос Бирон, но я видел, что он мои слова одобряет. - Закажем у сестрорецких оружейников с десяток таких штыков. Ежели недорого получится, матушка-императрица войдёт в положение.
Бирон набросал поверх записки Козюренкова реляцию и приобщил к проекту.
Я скорчил грустное лицо.
- Ах да, - спохватился офицер. - Ты ещё о чём-то молвить хотел. Говори, коль не забыл.
- Мои солдаты обратили внимание, что чистка ружей кирпичной крошки приводит к постепенной порче: меняется калибр, пропадает меткость. Пробовали стрелять из старых фузей и обнаружили, что с расстояния в пятьдесят шагов в мишень попасть уже невозможно. Лучше бы заменить толчёный кирпич на что-то другое. Мы стали в капральстве вместо него использовать веретенное масло, оно почитай у каждого в хозяйстве имеется, да и стоит недорого. Стволы полируем суконкой. Благодаря таким изменениям фузеи и прослужат дольше, и в бою не подведут. Кругом экономия выходит, - я не стал уточнять, что в действительности на это 'открытие' меня натолкнула знаменитая фраза Левши, что 'нельзя ружья кирпичом чистить'. - Такое бы в 'Экзерцицию пешу' внести да в остальные полки разослать.