Наши!.. Но куда же они?!.
Я выхватил у Ефанова бинокль.
Наши!.. Батарея взлетела на холм и теперь стала очень хорошо видна отовсюду. Расчехленные установки с ходу начали разворачиваться. Вот перед фронтом батареи пробежал Васильев, за ним с болтающейся на боку буссолью Женя Богаченко.
На солнце ярко сверкали стекла и металл боевых машин, а рядом над Точилино кружили "юнкерсы".
Васильев подбежал к третьей установке и яростно замахал кулаком. Видимо, что-то случилось у Гребенникова. Я невольно сжал кулаки.
Наконец командир батареи отбежал в сторону, взмахнул рукой. Блеск огня и клубы пыли на холме, огненные полосы низко над степью, шквал разрывов в Розово. Батарея с открытой огневой позиции ударила по врагу. Еще мгновение - и установки, на ходу опуская направляющие, уже неслись обратно, скрылись за холмами.
Сразу же от группы самолетов, бомбивших Точилино, отделилась пара "юнкерсов" и на бреющем полете пошла за батареей. Вскоре послышались разрывы бомб.
Лучшего момента для нанесения удара по врагу в Розово, чем этот, выбрать было нельзя. Фашистские танки и пехота, сосредоточенные на восточной стороне деревни, были уже все в движении. Какие-то минуты, и колонна растянулась бы по дороге в Точилино, а сейчас...
Лавина снарядов обрушилась в гущу врага. Все скрылось в огне и черном дыме.
Оцепенев от восторга, разведчики стояли и смотрели, как их батарея поразила фашистов. Потом разразились радостными восклицаниями.
Теперь можно было спокойно продолжать путь на Точилино.
- А лихо выскочила батарея, товарищ лейтенант! Не дожидаясь даже, когда "юнкерсы" уйдут.
- Ушли бы "юнкерсы" - ушла бы и колонна из Розово!
- А как с батареей? Вышла из-под удара, или накрыли ее бомбами?
- Товарищ гвардии лейтенант, наши ведь прямой наводкой били?
Кажется простой вопрос задал Шилов, а попробуй ответь в двух словах. Конечно, по Розово можно было стрелять издалека, с закрытой огневой, но Васильев решил действовать наверняка, уж очень критическим был момент, и в душе я одобрял комбата. И, конечно, эффект большой! Пехота видела, как их "катюши" вышли навстречу наступающему врагу и круто расправились с ним...
- Прямой не прямой, а, вернее, с открытой огневой, - сказал я Шилову. Всегда надо действовать в зависимости от обстановки.
- Ну, а по-настоящему прямой наводкой наши установки могут?
- Думаю, что да. Но это еще надо проверить в бою. Все-таки, несмотря на беспокойство за батарею, разгром немецкой колонны всех нас воодушевил. "Таких несколько ударов, - шел и радостно думал я, - и выпотрошим врага. Вот бы еще наши танки сюда, и вовсе бы фашистам капут".
Но степь была пустынной, и ни наших, ни их войск не было видно. Где-то на флангах глухо гремела канонада и туда, высоко в небе, прошла вереница "юнкерсов".
А на этом участке наступила тишина... Передышка!.. Уже подходя к Точилино, мы заметили оживленное движение возле деревни. И вправо, и влево, насколько мог охватить глаз, копали оборонительные сооружения. Мы остановились, чтобы привести себя в порядок.
Батальон Смирнова нашли быстро, а вот и сам комбат машет рукой:
- Как добрались? Без потерь?
Я долго радостно тряс руку комадира батальона.
- Располагаемся здесь! Старшина по вас соскучился.
Сухая рыхлая земля легко поддавалась ударам лопат. Часа через полтора НП был готов. Сразу же и пообедали с батальонной кухни. Старшина действительно хорошо относился к артиллерии, а к "катюшам" в особенности.
Уставших от жары, изнурительного перехода и бессонной ночи, нас неудержимо клонило в сон. Закончив отрывку траншей и ячеек для стрельбы, прикрыв кто чем головы от палящих лучей солнца, спали солдаты. Спали по всей линии обороны.
Выставив к солнцу босые ноги, легли отдыхать и мои ребята. Предупредив дежурного Шилова, я пошел по траншее в надежде отыскать затерявшихся связистов. Я старательно вглядывался в спящих, лежали они, стараясь спрятать измученные лица от солнца, и, наконец, наткнулся на спящих своих телефонистов. Рядом валялись катушки с кабелем. "Вот счастье-то!" - я начал расталкивать солдат:
- Вставайте, пропащие!
Очнувшись от тяжелого сна, телефонисты радостно заулыбались!
- А мы уж боялись, что и в батарею не попадем!
Их история была простой. Быстро сняв кабель, проложенный до промежуточной точки, они увидели, как в Красную Поляну входили фашисты, и чуть ли не вслед за нами заторопились на восток. По дороге намотали еще катушку кем-то оставленного провода. Не найдя никого в Розово, пошли в Точилино.
У меня полегчало на сердце. Все солдаты, находившиеся со мной, оказались целы и невредимы. Можно было надеяться, что оставшиеся в батарее не пострадали.
Хуже получилось с проводом. Вся линия от промежуточной точки до огневой около двух с половиной километров - оказалась на территории, занятой противником. Правда, я надеялся, что через несколько дней наши части снова перейдут в наступление и мы отыщем свой кабель или смотаем трофейную нитку. Кроме того, под Розово мы потеряли бинокль. Сначала он был у Ефанова, потом у меня, а потом оказалось, что его вообще нет.
Уже подходя к своему НП, неожиданно увидели Богаченко. Он медленно шел вдоль линии обороны, уткнувшись в развернутую карту.
Многое в поступках Жени невольно вызывало улыбку. Ну, например, что он мог сейчас увидеть на карте? А искал-то он, без сомнения, нас. Засмеявшись, я окликнул Женю:
- Ты чего потерял? Женя встрепенулся:
- А!.. Вот ты где наконец! Понимаешь, Васильев дал карту, нарисовал треугольник. Здесь, говорит, НП наших. Вот хожу и прикидываю...
Теперь мы засмеялись оба.
- Давайте, собирайтесь быстрее, - сказал Богаченко, - дивизион перебрасывают.
- Куда? А как же здесь?
- Там, видно, еще хуже... Женя забросал меня вопросами:
- Это что, передний край? А почему стрельбы нет? А где противник?
- Противник там... Вот видишь дым и вершины деревьев? Это Розово, по которому дали залп.
- У-у-у! Как далеко! То-то вы тут загораете! - Богаченко показывал на раздевшихся до пояса бойцов.
- Позагорал бы ты тут часа три назад. Пошли!
Богаченко сообщил радостную весть - батарея не понесла потерь, укрывшись от преследовавших "юнкерсов" в зарослях какой-то балки.
Только когда сели в машину, я почувствовал, как сильно устал. Ломило тело. Глаза слипались.
Очнулся уже в батарее, когда почувствовал, что меня настойчиво тормошат. Увидел полное лицо, капитанские погоны{думаю, что погоны в начале лета 42го года - просто аберрация памяти или вольность редакторов-корректоров издательства - С.В.} на покатых плечах. И не сразу вспомнил, где я видел этого человека.
Еще когда полк был на формировании, к нам с концертом приезжала какая-то бригада московских артистов. На территорию военного городка гражданских не допускали, артисты были исключением. Тогда я обратил внимание на рябоватого капитана в фуражке с общевойсковым околышем. "Наверное, начальник клуба полка?" - подумал тогда я. С тех пор я ни разу и не встречался с ним.
Теперь он настойчиво напоминал о себе, встряхивая меня за плечо.
- Как, товарищ лейтенант, себя чувствуете? Как люди? Все ли в порядке?
- Все в порядке... Устал очень! Вы уж извините, плохо соображаю, товарищ капитан.
Он с неохотой отошел, и я снова мгновенно заснул.
С рассвета и до сумерек ревело небо от немецких "юнкерсов". По дорогам двигались на восток фашистские танковые колонны. Противник удачно развивал свое так внезапно начатое наступление. В течение нескольких дней, сбивая наши части с наспех занимаемых рубежей, немцы на нескольких участках вышли к реке Оскол.
Наш дивизион понес большие потери в людях. Не вышел со своими разведчиками из Красной Поляны Будкин. При отходе с НП, находившемся в трех километрах севернее высоты 120.0, попали под гусеницы немецких танков и погибли лейтенант Прудников и разведчики пятой батареи Баранова. Таким образом, из подразделений разведки в дивизионе остался целым только мой взвод. Были потери от бомбежек у огневиков.