Сейчас мы понуро шли по большому яблоневому саду, на западной окраине Нового Оскола, где размещались наши батареи. Только что дивизион похоронил еще трех своих боевых товарищей.
Я и раньше понимал, что война не игрушка, но тут столкнулся с ней лицом к лицу. Комаров посмотрел на меня, вздохнул.
- Думаешь, Мишка тоже?..
Сколько я об этом думал?! Мысль, что Мишки уже нет, никогда не будет - не укладывалась в голове. Вспомнилось детство, каким он всегда был надежным, верным другом, сколько раз выручал из беды...
- И ведь никто из его людей не добрался до дивизиона.
- Попали под наш залп?
- Видно фашисты прорвались в район его НП...
- Сюда! - Кондрашов махнул рукой в сторону какой-то яблони, и мы присели рядом на колючие стебли недавно выкошенной травы.
- Что ж... Многовато получается. - Кондрашов расстроенно посмотрел на командиров. - За несколько дней - двадцать четыре человека. Ну, с Прудниковым все ясно, а Будкин-то может быть вышел где-нибудь со своими людьми и нас ищет. - Он с надеждой посмотрел на меня. - Как вы думаете?
Все повернулись в мою сторону.
Я покачал головой:
- Если бы вышел, давно бы отыскал. Может, на себя огонь вызвал.
За короткие дни формирования Мишку полюбили в дивизионе. Училищной важности в нем как не бывало, он был строг, но и обходителен со всеми. И в работе выкладывался до конца.
Тягостную паузу нарушил начальник штаба Бурундуков, крупный угловатый человек с хмурым лицом, прибывший в дивизион перед самым нашим отъездом. Он вскочил и почти закричал:
- Меня интересует одно: почему вы, - он повернулся в мою сторону, - отходя с высоты 120.0, не заглянули в Красную Поляну, не попытались найти там Будкина? А ведь, кажется, друзьями были?
Этот выпад был так неожиданней... Я потрясенно смотрел по сторонам. Ну как мы могли успеть попасть в Красную Поляну, находившуюся совсем в стороне, да и гитлеровцы сразу же ворвались в это село. И кто знал, что Будкин там остался? Мне следовало встать и все обстоятельно объяснить, но я только выкрикнул невпопад:
- Как же я мог?!
А Бурундуков уже разошелся вовсю:
- А кто возместит брошенный вами кабель, потерянный бинокль?
Я и не подозревал, что Бурундукову все уже известно. Сам я почти перестал думать о потере. Не до этого было. К тому же в отступлении мы ни разу не прокладывали телефонной линии, обходясь рацией. Бинокль другое дело... Когда я доложил Васильеву, он выругавшись и помолчав мгновение, отдал мне свой, сказав при этом:
- Кабель и бинокль доставайте, где хотите. На то вы и разведчики, чтобы даже лишнее иметь.
Мне казалось, что тем все и кончится, - и вдруг такое обвинение. Я был ошеломлен и только и смог выговорить:
- Сами найдем, когда наступать будем... Спешили очень...
- Спешили удирать! - Бурундуков выпрямился и обвел всех взглядом. - Вся наша беда, что взводами командуют эти юнцы. Из-за них-то и все потери. - Он сел.
- Что значит удирать?! Что значит юнцы?! - сразу раздалось несколько негодующих голосов.
Я молчал с искаженным от внутренней боли лицом. Струсил и оставил врагу боевое имущество! "Как же все это случилось?" - потрясение думал я.
Васильев, играя желваками, сказал:
- Рано начинаете искать виноватого!
- Все равно придется! - хмуро выбросил в ответ Бурундуков.
Поднял голову наконец Кондрашов:
- Прекратите, товарищ старший лейтенант!.. Под высотой 120.0 и Розово шестая батарея действовала отлично, сорвала атаки немцев. - Его слова явились как бы рязрядкой этого напряженного момента. Сурово сдвинутые брови распрямились. - Ставлю боевую задачу, - продолжал Кондрашов. - Шестой батарее занять наблюдательный пункт в районе деревни Синичкино, что севернее Нового Оскола. Задача - не допустить переправы противника через реку Оскол. Можно действовать. - Кондрашов взглянул на Васильева, и мы - командный состав шестой батареи - встали.
По дороге к Синичкино встретили уходивших из села жителей. Знакомая уже, хватающая за сердце картина. Горе и слезы беженцев, бросивших обжитые места.
Для наблюдения за противоположным берегом Оскола, мостом и самим поселком выбрали вершину одного из многочисленных холмов - метрах в пятистах от Синичкино.
Пока разведчики сооружали наблюдательный пункт, я сидел в стороне и все думал о свалившейся на меня беде, без конца перебирал события первого дня боев.
Я уже говорил, что сам сразу понял свою ошибку - чересчур длинная телефонная линия вдоль восточной окраины Красной Поляны, через которую, по сути дела, проходил передний край обороны наших частей. Да к тому же эта линия не была прямой. Шли мы ночью и, конечно, отклонялись то вправо, то влево. И этаким-то зигзагом и легла линия кабеля.
Ну, кабель мы еще могли где-нибудь раздобыть, но вот бинокль!..
Разведчики сразу заметили, что я чем-то взволнован. Осторожно подобрался Рымарь:
- На совещании о разведке ничего не говорили? Все им сообщать, конечно, не стоило, но об имуществе предупредить обязательно.
- Кабель и бинокль достать во что бы то ни стало. - Ах, вот оно что! Все поняли: лейтенанту наверняка попало за утраченное имущество.
- Не расстраивайтесь, товарищ лейтенант, - принялись утешать меня ребята. - Достанем. Хоть у фашистов - а вернем.
Но я только головой покачал. Что бы они сказали, узнав об обвинении в трусости...
Пора было отправиться в Синичкино, посмотреть, что там за оборону заняли наши части и ожидается ли наступление противника. Против обыкновения, я взял с собой Рымаря, оставив старшим на НП Черепанова. Рымаря я решил на всякий случай научить самостоятельно устанавливать связь с командирами общевойсковых подразделений, уточнять у них обстановку и задачи. Вторым шел Ефанов. Как-то само собой получилось, что он стал моим ординарцем. Виктор оказался очень добросовестным и исполнительным пареньком, хотя, может быть, чересчур, застенчивым и несколько неловким.
Кругом было тихо, только со стороны Нового Оскола доносилась редкая артиллерийская стрельба. Мне вообще казалось, что на этом участке немцы вряд ли будут наступать, а ударят прямо на город.
Мы спустились с холма к дороге. Движение из поселка уже прекратилось, и мы шагали на видневшиеся в отдалении за зеленью поселка купол колокольни и заводскую трубу.
Внезапная стрельба в деревне заставила нас сразу насторожиться, броситься с дороги в поле. Почему стреляют, да еще из автоматов?! Уже пригнувшись, мы начали осторожно пробираться по невысокой пшенице. Открылось Синичкино. Центральная улица, площадь перед церковью. Но что это?.. В безлюдном поселке хозяйничали фашисты.
Видимо, они только недавно вошли в поселок, обшаривали дома и для острастки выпускали по сторонам автоматные очереди. Солдаты с флягами, ведрами бежали к воротам спиртозавода.
Но куда же могли деваться наши части? Скорее всего, их не было в поселке. Вдруг на выезде из него показался мотоцикл. Двое медленно ехали по дороге.
Первая встреча лицом к лицу с врагом. Первая возможность уничтожить его своими руками!
Я сразу увидел на боку офицера, сидевшего в коляске, черную кобуру парабеллума, на груди - бинокль. С плеч обоих мотоциклистов свисали на ремнях вороненые автоматы. Мы затаились в пшенице.
"Может быть, попытаться в плен взять? - подумал я. - Выскочить на дорогу и "хенде хох!" А вдруг за ними еще мотоциклисты? Нет! На первый случай обстреляем". Еще мелькнула тщеславная мысль: "А здорово будем выглядеть - я с парабеллумом, Рымарь и Ефанов с трофейными автоматами!.. Да и за бинокль перестанут упрекать..."
Мотоциклисты уже совсем рядом. Гитлеровец за рулем, смеясь, что-то говорил соседу, а тот, развалившись, дымил сигаретой. У обоих засучены рукава. А вот мы волновались. У меня, кажется, даже руки дрожали. Напряжены были и ребята. Я показал Рымарю на немца за рулем. Сам прицелился в сидевшего в коляске. Две длинных очереди, мотоцикл уткнулся в кювет. Бинокль, пистолет, автоматы, теперь документы... Несколько торопливых ударов штыком по мотоциклу, и мы уже опрометью бежали вдаль от дороги.