- Отставить! - произнес Шикунов. - Ориентир должен быть надежным, а этот... - Договорить он не успел. "Пикап" быстро поехал по дороге к ориентиру No 3. Все засмеялись.
Я хотел подсказать выход растерявшемуся Женьке, но Будкин опередил меня.
- Никаких подсказок. Вы где находитесь, товарищ курсант?
Между тем Женя взволнованно закрутил стереотрубой и, еще дважды сбившись, все-таки быстро выбрал подходящий ориентир - трубу котельной.
Так наметили и зарисовали схему ориентиров. Во время перекура ко мне как-то боком подошел Мишка.
- Что губы надул? Служба есть служба.
- Иди ты...
- Разговорчики!.. Забываетесь, товарищ курсант, - кажется, он не шутил.
- Виноват, забылся, - сказал я не без иронии. - Учить человека надо, а не задергивать вконец.
Намотав в пешем строю не один десяток километров, возвращались в казарму. Песен не пели. Иван Комаров едва передвигал ноги. А Богаченко, тот и вовсе не мог идти, двигался машинально. Дня два назад Женю приглашали на заседание комсомольского бюро батареи. Члены бюро долго разбирались, почему комсомолец Богаченко имеет взыскания и отстает по многим видам боевой подготовки. Женя дал слово подтянуться.
Сейчас ему было тяжело. Он крепился изо всех сил, и все равно отставал, то и дело выходил из строя на обочину.
Будкин уже долго держался с ним рядом, а потом окликнул и нас. Мы взяли у Жени стереотрубу и карабин, и ему стало полегче. А вскоре показалась и знакомая надпись над воротами: "Тяжело в ученьи - легко в бою".
Москва родная!.. Красная площадь, Пятницкая, парк имени Горького, Москва-река... Но за училищным забором, кроме колеи железной дороги и верхушек деревьев кладбища, ничего не видно.
Все приглушено, замаскировано. Ни искры света. В небе сеть аэростатов. Суровая и озабоченная, тревожная военная Москва.
Враг у ворот!..
- Танки справа!..
- Танки слева!..
Гремят тяжелые станины пушек, со звонким гулом ударяются о землю. Длинный мощный ствол бороздит пространство, отыскивая эти невидимые танки врага, стучит тяжелый снаряд о казенник, громко лязгает замок.
- Новые системы, наверно, еще не так покрутить придется, - говорит на перекуре лейтенант Шикунов и, прикончив окурок, командует:
- Расчеты, к бою!.. Танки сзади!..
В полдень в широко распахнувшиеся училищные ворота быстро въехали и понеслись по асфальту плаца в дальний угол артпарка странные военные машины. Казалось, они нагружены понтонными средствами.
- Они!.. - пронеслось по училищу.
Новое оружие прибыло!
В этот день наша батарея заступала в наряд по училищу.
Поспав после обеда, принялись начищать сапоги, подшивать подворотнички, драить на фанерках пуговицы.
- Ты знаешь, что заступаешь не на восьмой, а на четырнадцатый пост? неожиданно спросил меня Будкин, который шел в наряд помощником начальника караула.
Восьмой пост - склады. Укромное место - никто не ходит. Спокойно. Четырнадцатый пост? Раньше такого не было. Я удивленно поднял глаза на помкомвзвода.
- Четырнадцатый пост у новых орудий! - таинственно проговорил Мишка. - Как стемнеет, я пойду проверять посты, и мы с тобой все осмотрим.
- На посту? Да ты что?
- Я говорю, когда стемнеет. - Голос Мишки звучал страстно. - Надо же узнать, что это за оружие?
- После узнаем, - проговорил я, но голос мой прозвучал неуверенно.
Смеркалось, когда я с винтовкой под правым локтем прохаживался вдоль новых боевых машин.
О чем только не передумаешь, находясь на посту. Такой уж наряд. Ходи вокруг объекта, зорко посматривай по сторонам и думай свои думы на здоровье.
Второй месяц шла война. Второй месяц, как мы никуда не выходили из стен училища (не считая, конечно, полевых занятий). Правда, мать с Юркой ко мне два раза приезжали. Чувствовалось, что трудно обоим, но бодрились. Юрка собрался в ученики на завод, мать теперь шила армейское белье. Осенью 1940 года совсем еще молодым от сердечного приступа умер отец, жить стало трудней, все разговоры матери о ее большом искусстве швеи оказались несостоятельными. А Юрке было всего четырнадцать. Так и пошли в комиссионку одна за другой вещи. Первым уехал велосипед - последний подарок отца. Ждали, когда же я кончу училище и смогу помочь семье...
Однако я отвлекся в сторону. Рядом со мной находилось то самое таинственное оружие, о котором было столько разговоров. Осматривать его я все же не решился - не имел права. Только чуть-чуть отодвинул брезент, мельком разглядел какие-то металлические
стойки.
Послышались шаги, я встрепенулся, замер. К посту направлялся лейтенант Шикунов. Сразу мелькнула неприятная догадка. "И он смотреть пришел".
- Стой, кто идет?!
- Начальник караула!
- Начальник караула, ко мне, остальные на месте! - крикнул я одиноко вышагивавшему Шикунову.
- Так... Происшествий никаких? Вы же понимаете, какой у вас ответственный пост? - начальник караула медленно обходил колонну машин. Вот он осторожно остановился возле одной и нерешительно дотронулся рукой до брезента.
- Нельзя, товарищ лейтенант! - я резко наклонил штык приставленной к ноге винтовки.
- Ну-ну! - лейтенант быстро отдернул руку. - Так!.. Хорошо!.. Правильно службу несете... - и он отправился обходить посты дальше.
"Только позволь тебе, - думал я, глядя вслед командиру взвода, - завтра же меня раздраконишь за нарушение устава!"
Через полчаса появился Будкин и без лишних разговоров, сгорая от любопытства, дернул за тесемку брезента.
Минута, другая и раздался удивленный голос Будкина:
- Это не они!
- Как не они?! Что же еще может быть?
- Нет ни казенной части, ни ствола! Рельсы какие-то...
- Да вылезай скорее! - нервничал я. - Не хватило, чтобы нас застукали.
Будкин как бы и не слышал.
- Зубчатка... это, возможно, поворотный механизм.
- Товарищ разводящий, - сказал я свистящим шепотом, - вылазь и марш отсюда!
- Ты что, сдурел?
- Стрелять буду! Предварительный вверх. Считаю до трех. Раз...
Мишка выскочил как ошпаренный.
- Тоже друг.
Меня разобрала злость. На занятиях к Будкину не подступись, устав знает, а тут...
- Ты чему людей учишь? А сам? Мишка ушел, не сказав ни слова. А вскоре снова послышались знакомые шаги.
- Стой, кто идет?!
- Разводящий со сменой!..
На следующий день, сразу после обеда, Будкин куда-то исчез. Его не было на ужине, и появился он только перед отбоем. Мишка возбужденно поманил меня и Ивана к своей кровати. Мы заторопились. Он, конечно, принес какие-то необычные новости.
- Ты где пропадал-то? - забасил подошедший чуть раньше меня Иван.
- Совещание у нас было! - важно ответил Мишка. - Всего командного и преподавательского состава. Мы так и прыснули.
- Ты-то с какого боку-припеку там очутился?
- Значит, нужен был! - Мишка ничуть не сбавил тона, только усмехнулся. Сначала-то я вроде как для охраны, у дверей стоял, а уж потом сделался совсем необходимым.
Я слушал молча, рад был, что не держит зло за стычку на посту.
- Они говорят, что это не артиллерия, а черт знает что! - выпалил Мишка.
- Это про новые системы-то?! Кто говорит?
- Да почти все наши. Оказывается, они только по площадям стреляют! Чего только не высказывали. Ну, наш полковник по артиллерии, например. Рухнули традиции! - говорит. - Ствола нет, таблицы стрельбы примитивные. Значит, говорит, - половина главных законов и положений артиллерии отпадает. А прицел - это не прицел, а бирюлька. И потом по корпусу - вроде снаряд, и вдруг хвостовик, как у мины... Мишка громко рассмеялся:
- А взводные все с мест выкрикивали: чему теперь учить курсантов на огневой, если она сама поворачивается и ни панорамы, ни ствола нет, чтобы в танки эти целиться!
Мы с Иваном сидели, как громом пораженные. Что же это получается? С таким нетерпением ждали грозные для врага новые системы, а преподаватели их и за артиллерию не хотят признавать. Значит, это все-таки те самые, которые я вчера охранял. Теперь мне уже казалось, что у них действительно очень неказистый вид. Что ни говори, а пушку-то мощный ствол украшает.