Выбрать главу

Мерзкий, грязный способ. Ни Врат Смерти, ни возрождения. Вот ты был и вот тебя нет. Плевать. Мне было все равно.

Но все эти мысли крутились где–то на задворках сознания, я же полностью сосредоточился на покое–в–движении, действии–в–безмятежности, ожидая очередного нападения. Тот малозначащий факт, что предотвратить его я не мог, раздражал, но ничего не мог изменить. Я наблюдал за мечом, не за человеком; этому я успел научиться.

— Говорить с ним определенно нелегко, — заметил Деймар.

— Потому что он иллюзия? — предположил я.

Меч метнулся прямо мне в глаз; легко отвести, но очень уж неожиданно… ну, я подставил клинок и сбил удар в сторону.

— Да нет же, с мечом.

— Он разумный?

— Именно его я и разбудил.

— О, — отозвался я.

— Пытаюсь поговорить с ним, но похоже, я ему не по нраву.

— Трудно поверить.

Удар наискось, от левого плеча к правому бедру. Я кувыркнулся вперед, прямо сквозь несуществующего человека, и снова встал на ноги.

— Что ты можешь о нем сказать?

— Тебе знаком термин «чистое зло»?

— Не так чтобы очень.

Я встретился с мечом, подняв собственное оружие. Он начал шевелиться, а мне, разумеется, пришлось повторять его движения. Вправо–вверх, влево–вниз, вправо–вверх, влево–вниз. Гадство. Он ведь однажды выйдет из ритма, а я собьюсь.

Эта железяка владеет тактикой.

— Чистое зло, — сообщил Деймар. — Убивать ради самого убийства.

Наслаждаться предсмертными воплями. Упиваться ужасом окружающих.

— А, так вот оно какое, зло?

— Да.

— Вот уж не думал, что я оказывается злой. Можешь поработать посредником? Дай мне поговорить с ним.

— Хммм. Ладно, сейчас попробую.

Меч сломал ритм, взлетев вверх дважды и обрушившись на меня, метя в голову. Я отклонился и неуклюже отмахнулся. Руку жутко вывернуло. Я снова оказался на ногах. Кажется, я откатился назад. И кажется, остался цел.

А вот от моего меча осталось примерно полтора фута, срубленного наискось. Вот это уже меня расстроило. Клинок этот двести лет назад выковал для меня Хеннит. А сражаться теперь будет куда труднее.

— Есть, — сообщил Деймар.

Мог бы и не трудиться: я уже почувствовал.

— Термин «дух тьмы» тебе знаком?

— Ты же меня знаешь, Сетра. Я дзур. Брось меня туда, где сверкают мечи, взрываются заклятья и громоздятся ряды трупов, и я счастлив. Но этот меч - для него убийство, все равно что для землевладельца обед. Он существует, чтобы творить увечья. Обладай злодеяние сознанием, вот именно таким оно и было бы.

Иллюзорный человек поднял слишком–настоящий меч. Отразить его остатками моего клинка — интересная задача, но в общем не невозможная.

«Может, договоримся?» — подумал я.

«Умри," — предложил он и ударил мне в лицо.

Я нырнул, уклонился и более–менее ткнул обломком меча в правильном направлении. Элегантно или нет, но я выжил.

«Слушай, — мысленно сказал я, — ну убъешь ты меня, и дальше что? Еще десять тысяч лет будешь тут лежать. А если пойдешь со мной, подумай о возможной резне.»

Иллюзорный человек застыл. Наверное, меч размышлял.

«Обладаешь ли ты душой убийцы?»

«Да," — ответил я.

«А как я могу это узнать?»

«Ты шутишь!»

Он ждал.

— Деймар, — проговорил я вслух.

— Да? — отозвался он.

— Если не сработает, передашь послание Сетре?

— Какое послание?

Я сказал.

— Нет, — медленно сказал он. — Я не осмелюсь повторить подобное Сетре Лавоуд.

Я вздохнул.

— Пожалуй, не осмелишься.

И опустил обрубок меча.

«Ладно, давай.»

Я не собирался кричать, ведь рядом был Деймар. Так что я не закричал, когда меч пронзил мое сердце; я, скажем так, просто сделал очень громкий и сдавленный выдох.

«Ну вот, ты же убил меня, даже если…»

«Могу исцелить. Не хнычь.»

«Ладно.»

Болело жутко. Если вдруг тебе никогда не протыкали острой железкой сердце — это больно. Он веле не хныкать, и я не спрашивал, долго ли это будет длиться.

«У тебя есть имя?»

«Зови меня Ночным Убийцей.»

«Ночной Убийца. Ладно. Как по–твоему…»

«Молчи и не двигайся.»

Он был там. Он был мной. Его бесплотные пальцы тянулись ко мне, сквозь меня, касаясь…

Воспоминания мои развернулись перчаточным ящиком йенди.

Я вспомнил — я упал. Это было в юности столь глубокой, что память о ней лишь тень, но я впомнил мозаичный пол, и как меня поднимают, и глубокий голос: «Не плачь».