– Джина Саргас и есть Ришари, – ответил дядя Юрики. – Кино – ее страсть, но насколько я помню, она снялась лишь в паре фильмов, когда мы жили с ней на Железном архипелаге.
– Это очень странно, – пробормотал инспектор, – фильму, в котором я ее видел, больше пятидесяти лет.
– Вас это удивляет? – улыбнулся Дженази.
– В свете последних событий? Не особо. В конце-концов, какая разница, сколько лет женщине, если она смогла родить такое прелестное дитя?
Юрика фыркнула и отвернулась, словно говоря: «Твоя лесть совершенно не трогает меня, старик».
– Хотя не могу признать, что Юрика доставила массу хлопот мне и моим коллегам... Синьор Дженази, вы еще не знаете, чем занималась ваша племянница последние четыре года?
Юрике страшно захотелось уронить на голову Просперо что-нибудь тяжелое. Публичное разоблачение было совершенно не в ее интересах.
– Судя по тому, как вы спокойно говорите о ее прегрешениях, Просперо, ничего действительно достойного порицания в них нет. Боюсь предположить, что на фоне остальных членов семьи, включая меня, она попросту невинный ангелочек. Впрочем, я еще надеюсь на ее второго брата...
– Джин... брат убил ребят из-за меня, – вырвалось у девушки. Она до последнего боялась признаться в этом инспектору, и, наконец, решилась. Может быть теперь, когда он знает всю правду, отстанет уже от них?
Просперо покачал головой.
– Он поступил очень жестоко и непростительно, но твоей вины в этом нет, дитя. Я рад, что вы пролили свет на тайну этого страшного преступления, и теперь просто хочу узнать, можно ли его наказать?
Вопрос был обращен к Дженази, глаза которого тут же потемнели.
– Наказать? И какого рода наказание вы хотите для него предложить? Пожизненное заключение? Штраф? Исправительные работы? – дядя Юрики зло оскалился, пугающе и как-то по звериному.
Просперо отвел взгляд.
– Есть ли плата, равноценная, которую сможет уплатить один человек за убийство семи? Разумеется, нет. Все, что правосудие может сделать в таких случаях – лишить преступника возможности и дальше сеять смерть. Вы понимаете меня, синьор Дженази?
– Понимаю, – ответил тот. – Но я не стану вырывать клыки своему племяннику в надежде на его раскаяние. Человек должен сам осознать свое преступление, и самостоятельно выбрать себе меру наказания. Понимаете меня, синьор Просперо?
– Вы мечтатель, синьор Дженази. Преступник просто так не придет к мысли о покаянии. И уж тем более, к с самому покаянию. Я понимаю, что Джин Саргас... Ичиро – ваш племянник, и вам тяжело признать меру его преступления.
В воздухе повисла тяжелая, свинцовая пауза. Даже убаюкивающие звуки несущегося вперед поезда, мягко приглушенные превосходной звукоизоляцией корпуса, и голоса людей в соседних купе не могли разбавить, смягчить это молчание двух мужчин, избегавших смотреть друг другу в глаза.
Юрика испугалась. Испугалась того беспощадного зверя, лик которого на мгновенье проступил сквозь добродушную маску ее дяди. Испугалась, что Дженази не выдержит, убьет его прямо здесь. Она искренне ненавидела брата-убийцу, и потому прекрасно видела, что дядя не планирует для него каких-то особых жестоких наказаний – и уже тем более смерти. А значит, с инспектором у него так называемый конфликт интересов.
«Нет человека – нет проблемы». Пожалуйста, инспектор, не перешагните черту, после которой вы станете для него так называемой «проблемой,» – мысленно взмолилась девушка. Впрочем, инспектор еще не озвучил намерения лично взять на себя обязанность свершить правосудие. А вот Юрика хотела, очень хотела сейчас высказать дяде, что убийство есть убийство, особенно такое, но... Она все равно не могла не винить себя, и Ичиро был ее братом. И слова о необходимостии возмездия просто застревали в горле.
Просперо, похоже, тоже было не до героических изречений о необходимости торжества справедливости. Он молча встал со своего места, поклонился Дженази, кивнул Юрике и направился в свой вагон.
– Просперо, – окликнул его ее дядя, – теперь вы знаете, кто ваш убийца и почему он это сделал. Вы можете объявить его в розыск, а потом с почестями похоронить всех ваших коллег, которые столкнутся с моим племянником лицом к лицу. Сделайте выводы и сойдите на следующей станции. У вас больше нет причин ехать с нами дальше.
Просперо остановился и обернулся, сверкая своей самой широкой и искренней улыбкой.
– Ошибаетесь, синьор Дженази, – ответил он, – причина ехать с вами в Фламби у меня есть, и минимум одна: я в отпуске! А продолжать расследование преступления вашего племянника мне запретил один уважаемый синьор из «Молота». Теперь так называемый Джин Саргас – их головная боль. Со всей искренностью желаю им удачи.