Услышав эту речь – ее консерватизм обязан профессиональной ревности, – гусарский капитан не мог сдержать улыбку. Он уже почти забыл грубость случайных встречных, приписывая ее пьянству, и сожалеет о своей угрозе наказать их, которую, к тому же, трудно осуществить. Но теперь, обдумывая слова Уингейта, он снова начинает хмуриться. Однако ничего не говорит, сидит, держа в руке удочку, но думает не о том, как поймать лосося, а что делать, если снова встретится с этими «мошенниками».
– Слушайте! – восклицает лодочник. – Слышите крики? Я думаю, это они. Что мы с ними сделаем, капитан?
Ловец лососей готов смотать удочку и достать из кобуры пистолет, который случайно прихватил с собой. Он не собирается стрелять в пьяниц, хочет только припугнуть их.
– Да, это они идут вниз по течению, – продолжает Уингейт. – Конечно, течение оказалось для них слишком сильным. Неудивительно, Такие бездельники думали, что смогут провести лодку по Уаю! Все равно что проедутся верхом на борове!
При этом новом доказательстве профессиональной ревности военный опять улыбается, не зная, что предпринять и нужно ли вообще предпринимать что-то. И почти сразу ему приходится действовать, хотя и не против четверых шахтеров из Фореста, а против глупого лосося, который решил поохотиться за мухой. Круги на воде и рывок свидетельствуют, что добыча на крючке, а быстрое жужжание спиннинга говорит о больших ее размерах.
Несколько минут после этого ни у него, ни у лодочника нет времени прислушиваться к крикам: они стараются удержать добычу и «выводить» ее. Леска разматывается, потом останавливается, снова начинает разматываться; его речное величество, чувствуя, как что-то решительно и болезненно препятствует его попыткам освободиться, бросается в одном направлении, потом в другом, а рыболов все время искусно играет с ним, а гребец столь же искусно удерживает лодку.
Поглощенные этими занятиями, они не слышат грубых слов вперемежку с восклицаниями, доносящихся сверху; и даже если слышат, то не обращают внимания, считая, что они исходят от той же пьяной четверки. И только когда борьба почти закончилась и уже покорившисй лосось подведен к лодке – Уингейт с багром в руке склоняется над бортом, готовый подхватить рыбу, – только тогда слышат они другие звуки, которые заставляют тут же забыть о рыбе. В этот момент, когда лосось уже обессилен и готов сдаться, Райкрофт останавливает вращение спиннинга и прислушивается.
Но лишь на мгновение. Снова голоса мужчин, но теперь слышится и крик женщины, словно в опасности или отчаянии!
Необходиости в догадках нет, да они и не нужны. Почти одновременно из-за поворота показывается лодка, за ней еще одна, очевидно, преследующая, как свидетельствуют позы и жесты сидящих в обеих лодках: в преследуемой две молодые женщины, в преследующей четверо грубых мужчин, которых легко узнать. С одного взгляда гусарский офицер понял ситуацию, лодочник тоже. Этот взгляд спас жизнь лососю и, возможно, двух женщин от насилия. Райкрофт отбрасывает удочку, одновременно Уингейт откладывает багор. Он слышит громкий приказ:
– За весла, Джек! Прямо к ним! Гребите изо всех сил!
Джеку Уингейту не нужен этот приказ, не нужны и одобряющие слова. Как мужчина, он помнит недавнее оскорбление; как рыцарь, не хочет, чтобы другие подвергались таким же обидам. Неважно, что они леди; достаточно того, что оскорблениям подвергаются женщины; и более чем достаточно увидеть, кто их обидчики.
Через десять секунд он уже сидит на банке с веслами в руках, офицер – за рулем; еще через пять секунд «Мэри» развернулась и быстро понеслась вверх по реке, словно подхваченная течением. Она направляется к большой лодке, но на этот раз не избегает столкновения, а словно ищет его.
Однако преследуемое суденышко и то, что спешит ему на выручку, разделяет около двухсот ярдов. Райкрофт, взглядом измеряя расстояния, думает, что делать. Прежде всего ему приходит в голову выхватить пистолет и остановить преследователей выстрелом. Но нет: для Англии это не годится. Да ему и не нужна помощь смертоносного оружия. Конечно, на одного приходится четверо; но что с того?