***
— Забирайте вашего Дамблдора, — бросил на пол тело всё еще недовольный Николас Фламель, которого в Министерстве боялись абсолютно все. И не только в Министерстве, но и во всей магической Британии. Злить такого мага было не с руки. Ибо без рук можно остаться запросто, на раз-два.
— Он мертв? — дрожащим голосом спросил служащий.
— Он? Живой еще пока. Только сквиб, так что можете допрашивать как угодно, — брезгливо бросил Николас Фламель и исчез из закрытой для аппарации зоны.
Рот он ему снова вернул, удовлетворив свою потребность в причинении боли, так что пусть выпивают этого кретина досуха! Туда ему и дорога!
— Сквиб?! — обрадовались авроры. — Сквиб — это хорошо!
В допросной собрались почти все следователи аврората, и даже несколько невыразимцев затесалось. Допрос шел пятый час, и сведения, которые вываливал под веритасерумом Дамблдор, вызывали нешуточный ажиотаж. Вкратце ситуация выглядела так, что Темного Лорда создал «великий светлый», просто запугав полукровку-сироту, а потом наблюдал, как тот набирает власть. Пророчество… Пророчество было истинным, вот только касалось оно не Поттеров и Волдеморта. Еще не пришедшие в себя после допроса Макгонагалл дознаватели… Ну, они думали, что больше их ничем удивить не получится.
Макгонагалл искренне не понимала, что она сделала не так. Зелья дружбы и вражды, стирание памяти детям — все, как приказывал начальник. Это же для Общего Блага! Убить Поттер она захотела сама после того, как задержали ее любимого Альбуса. Услышав, что от потрясения девочка может умереть, она решила убрать эту опасность для любимого ею Дамблдора. У дознавателей во время допроса волосы стояли дыбом — более ста случаев стирания памяти, умершие после общения с Альбусом магглокровки… Каждый представлял, что на месте такого ребенка мог бы быть его собственный…
А потом на волне того, что рассказал Альбус Дамблдор, прошлись по фамилиям, названным им. Магическую Британию не лихорадило, нет, ее трясло девятибалльным землетрясением. Так как Дамблдор ничего не скрывал, да и не мог скрыть… Добравшаяся до долькоеда Боунс вливала в него веритасерум, наплевав на советы целителей быть поделикатнее со стариком… чтобы надольше его хватило. Альбуса не было жалко никому.
Министерство обновилось, а Азкабан пополнился. После упокоения Лорда всех Пожирателей еще раз проверили мастера-менталисты… Долохова с извинениями вернули русским, Малфой, да и некоторые другие, на этот раз откупиться не смог. Беллатриса Блэк, никогда не бывшая Лестрейндж, была направлена на лечение. И таких фамилий, менявшихся местами, было много, очень много.
Хорошо, что маленькая девочка с больным сердцем так и не узнала, что ее крестный отец умер в тюрьме, а тот, кого Дамблдор намеревался за него выдать, был ей совершенно никем, хотя и относился к роду Блэк.
***
А маленькая девочка с больным сердцем в это время сидела в гостиной большого дома, судорожно вцепившись в своего мальчика, и отчаянно боялась, несмотря ни на зелья, ни на таблетки, ни даже на его теплые объятия. Она боялась того, что ее с ним разлучат. Но взрослые умные люди просто объясняли маленькой девочке, что этого никогда не случится, потому что уничтожать чудо попросту нельзя.
И когда она это услышала и поняла, она расплакалась, чуть не спровоцировав приступ, но, оказавшись в объятьях своего мальчика, внезапно успокоилась.
— Ты мое чудо, — сказал он ей.
И она поверила, потому что доверяла ему. И раз он говорит, что она чудо, значит, так оно и есть.
========== Часть 8 ==========
Поезд остановился, и Геф аккуратно вынул Гвен из вагона. Утвердившись на ногах, девочка посмотрела лучистыми от радости глазами, в которых, впрочем, затаился страх, на мальчика и протянула ему руку.
— Пойдем?
— Пойдем, котенок, — мягко улыбнулся Геф.
Как же давно она стояла на этом перроне, простившись с родными. Тогда она уезжала в неизвестность и не чаяла вернуться живой. Как многое изменилось с той поры… У нее больше нет опухоли, нет смерти, нависшей над ней и только ждущей какого-то особенного момента. У нее теперь есть Гефест, ставший за эти три месяца всем. Бесчисленное множество раз спасавший ее… Оберегавший даже, казалось, от самой себя. Она уже не смотрит в будущее со страхом обреченной. У нее теперь есть оно — это самое будущее. Радостно улыбнувшись, девочка делает шаг.
Петунья вглядывалась в серость разделительной колонны, в которую когда-то давно ушла ее доченька. Ребенок, которому оставалось жить так мало, у которого не было детства — только больницы, больницы, больницы… Ее малышка ушла тогда в эту серость, и Петунья прощалась с ней… Вернон в тот день долго утешал рыдающую женщину, Дадли даже не поехал в школу, но прошел день и пришло письмо от незнакомого мальчика, рассказывающее, что ее девочка в волшебной больнице, где ей обязательно помогут. Тогда у нее в сердце зародилась надежда. А потом оказалось, что этот мальчик встал между ее доченькой и смертью. Просто встал и не отдал.
Родители мальчика пододвинулись поближе, безмолвно поддерживая ее. Петунья помнила, как они впервые приехали в гости, как мягко расспрашивали. И свою истерику помнила. Тогда отец мальчика сказал: «Мой сын сказал, что пока он дышит — она будет жить. И я ему верю». Поверили тогда и они с Верноном. Просто в жизни ее маленькой доченьки случилось чудо. Чудо по имени Гефест.
Барьер пошел волнами, и на платформу в нормальной части вокзала ступили двое. Петунья в первый момент не узнала в этой счастливой коротко стриженной девочке свою дочь. Увидев, как та смотрит на мальчика, который не просто шел рядом, но и незаметно страховал ее, Петунья поняла, что хотела сказать малышка в своих письмах. Вдруг девочка увидела их. В ее глазах промелькнула радость, испуг и счастье. Она хотела рвануться, побежать, но мальчик не пустил, что-то шепнул, на что девочка кивнула и спокойно подошла.
— Мама! Папа! Братик! — Гвен принялась обнимать свою семью, не выпуская руку мальчика, на что тот виновато улыбнулся, обнимая другой рукой своих родителей.
— Доченька, может отпустишь своего Гефеста? — спросил Вернон.
— Никогда, папа, — сказала Гвен.
— В туалет я с тобой не пойду, — улыбнулся мальчик, и Гвен громко, счастливо рассмеялась, будто отпуская весь прожитый здесь страх.
Дадли подошел и обнял обоих, шепнув мальчику на ухо: «Спасибо за сестру». Потом они все двинулись к небольшому, но вместительному микроавтобусу.
— Сначала думали, чтобы вы неделю у нас, потом неделю у Грейнджеров побыли, раз уж вас расцеплять нельзя, но потом мистер Грейнджер сказал, что все поместимся, и папа согласился. А почему вас расцеплять нельзя?
— Потому что, братик, пока рядом Геф, я не умру, — очень серьезно сказала Гвен.
— У нее ночью бывает патологическое дыхание и апноэ{?}[Остановка дыхания], можно просто не успеть, останавливается-то{?}[Имеется в виду остановка сердца.] она быстро. Я-то чувствую и просыпаюсь в любом случае, — не совсем понятно объяснил мальчик, представившийся Гефом.
— А ты успеешь? — серьезно спросил Дадли.
— Всегда, — так же серьезно ответил Геф.
— Он меня столько раз спасал, даже когда я умерла… ой, — закрыла рот ладошкой проболтавшаяся девочка.
— Гефест? — вопросительно поднял бровь мистер Грейнджер, пока Вернон успокаивал Петунью.
— Остановка{?}[Остановка сердца в общем смысле.], — пояснил мальчик, — двадцать семь секунд.
— Ты?
— Я, пап, еще профессор помогал — дефом{?}[Деф — дефибриллятор, медицинский жаргон] работал. — Глаза мальчика на минуту пронзила такая боль, что отец, уже увидевший седую прядь, не решился расспрашивать дальше.