- Наберемся мужества! - невольно улыбнулась мадам Робен, которую забавляли шутливые сетования Никола. - Через три дня будем на месте.
- Да я это просто ради красного словца... Тем более что и вы и дети спокойно переносите дорожную сумятицу, а это главное.
На следующий день шестеро пассажиров поднялись на борт красивого двадцатичетырехтонного катера "Тропик Бэрд", который дважды в месяц обслуживал голландский берег, поддерживал связь с поселками на реке Суринам, поставлял продовольствие экипажу плавучего маяка "Лайт Шип", стоявшего на якоре в устье реки.
Посредник, о котором нам известно лишь то, что он являлся одним из богатейших в колонии еврейских купцов, руководил посадкой. Дети были в легких фланелевых костюмчиках и в широких белых сомбреро, чтобы уберечь головы от беспощадных лучей тропического солнца. Никола тоже нацепил экзотический головной убор и стал похож на ярмарочного торговца пряниками.
Капитан лично встретил пассажиров, посредник обменялся с ним несколькими словами по-голландски и спустился в лодку. Якорь выбран, приливная волна высока, через несколько минут начнется отлив. "Тропик Бэрд" красиво накренился на правый борт, паруса наполнились ветром, и вот уже судно летит по волнам...
Шесть часов утра. Фейерверк солнечных лучей вспыхнул над зубчатой стеной леса, подступавшего к самому берегу.
Удаляющийся город, вода, бурлящая под форштевнем, высокие мангровые деревья*, застывшие на своих пьедесталах из переплетенных корней, - все словно охвачено заревом пожара.
______________
* Мангровые деревья - вечнозеленые деревья с надземными дыхательными корнями, растут на илистых побережьях приливно-отливной полосы тропиков.
Птицы, застигнутые врасплох взрывом яркого света, взмыли в воздух. Хохлатые цапли, крикливые попугаи, фламинго в розово-красном оперении, белые чайки, быстрокрылые фрегаты, кружили над кораблем, как бы посылая ему пожелания доброго пути на разные голоса.
Форт Амстердам со своими зелеными откосами и темными пушками, которые вытянулись в траве словно огромные рептилии*, вскоре исчез из виду. Потянулись поселки с высокими фабричными трубами, повитыми дымом. Плантации сахарного тростника сливались в огромное биллиардное поле нежно-зеленого цвета. Негры, которые издали казались совсем маленькими, следили за проплывающим судном и что-то кричали вслед.
______________
* Рептилия - то же, что пресмыкающееся (ужи, змеи, ящерицы, крокодилы).
Вот и "Решительность", великолепная плантация, на которой гнут спины более полутысячи рабов. А вон и корабль-маяк "Лайт Шип" со своим черным экипажем и мачтой, увенчанной мощным прожектором. Лоцман вышел и занял рабочее место. Он останется там, пока проходящее судно не скроется из виду. Наконец перед ними океан - беспредельность грязно-желтой мутной воды с короткими и крутыми волнами, на которых катер немедленно заплясал.
Путешествие из Французской Гвианы в Голландскую выполняется с большой легкостью благодаря течению, которое идет с востока к северу-западу и выносит суда из экваториальной области. Переход от Марони к реке Суринам нередко занимает всего лишь двадцать четыре часа. Легко, однако, понять, насколько это же течение затрудняет путь в обратную сторону. Если нет попутного ветра, бывает, что корабль болтается в море восемь, десять, а то и более дней, не продвигаясь ни на милю.
Именно такая опасность подстерегала и наших пассажиров. Скорость течения - полтора узла, что составляет две тысячи семьсот семьдесят восемь метров в час. К счастью, вскоре поднялся бриз, к тому же с кормы - случай совершенно исключительный! - и это позволило катеру преодолевать течение со скоростью около четырех узлов.
Мадам Робен сидела вместе с детьми под тентом на корме, безучастно глядя на пенный след, оставляемый судном, нечувствительная к качке и даже к палящему солнцу: она отсчитывала каждую минуту и мысленно измеряла оставшееся расстояние. Ребятишки, все четверо, неплохо переносили болтанку. Только бедный Никола беспомощно распростерся на бухте троса, досиня бледный; зажимая ноздри, он вел безуспешную борьбу с приступами тошноты.
Легонькое суденышко с наполненными парусами не крутилось на месте, однако испытывало довольно сильную боковую качку, и при каждом толчке молодого человека буквально выворачивало наизнанку, белый свет ему был не мил, и бедняге казалось, что он вот-вот отдаст Богу душу.
Голос капитана вывел мадам Робен из забытья. Почтительно сняв фуражку в белом чехле, капитан произнес тоном глубокого уважения:
- Вы принесли удачу нашему кораблю, мадам... Никогда еще плаванье не было столь благоприятным...
- Вы, должно быть, француз? - спросила женщина, обратив внимание не только на утонченную вежливость, но и на прекрасное произношение моряка.
- Я капитан голландского судна, - сказал офицер, избегая прямого ответа на вопрос. - Наша профессия требует знания нескольких языков. Впрочем, в том, что я говорю на языке вашей родины, моей заслуги нет: мои родители французы.
- О, месье, вы так или иначе мой соотечественник! Я уже много дней в пути, но совершаю его вслепую, он так загадочно начертан... объясните же мне хоть что-то... Где я должна встретиться с тем, чью участь оплакиваю? Кто те люди, кому я буду обязана своим счастьем? Что надлежит мне сделать?
- Мадам, я не знаю, откуда поступают приказы, которым я счастлив повиноваться. Кое-что я предполагаю, но это не моя тайна. Вам, мужественной подруге осужденного, я могу сказать лишь одно: я не без причины распоряжаюсь здесь как командир, к тому же ваш супруг - не первый политический заключенный, совершивший побег. К сожалению, голландское правительство, которое прежде закрывало глаза на эти побеги, нынче - из опасения дипломатических осложнений - не делает различия между уголовными преступниками и политическими и возвращает французским властям и тех и других. Поэтому нам приходится действовать в глубокой тайне, принимать все меры предосторожности. Ваш муж, мадам, должен находиться в Парамарибо, а вам предстоит подняться по течению Марони, избегая населенных мест, и терпеливо дожидаться его прибытия в условиях, надо признать, не слишком легких...
- Бедность и лишения меня не тревожат. Я выдержу. У моих детей нет больше родины, они будут жить там, где их отец. Уж лучше эта убогая страна, чем Франция, которая выдворила нас и с которой я тем не менее рассталась со слезами на глазах...
- Наряду с прочими необходимыми предосторожностями, - продолжал капитан, при всей своей сдержанности явно взволнованный словами женщины, - я просил бы вас, мадам, хотя мне трудно говорить об этом, пойти на некоторые уловки, необходимые, чтобы ввести в заблуждение ваших земляков в том случае, если мы вынуждены будем пристать к французскому берегу.
- Говорите, что нужно делать? Я готова.
- Вы понимаете... Ваше появление с детьми в таком месте... Словом, оно озадачило бы, вызвало ненужные расспросы... Придется сделать так, чтобы я сыграл роль их отца... Вы говорите по-английски?
- Свободно.
- Отлично! Забудьте на время родной язык. Ни одного французского слова! Если с вами заговорят, о чем-то спросят, отвечайте только по-английски. Что касается детей... Ваш старший сын тоже знает английский?
- Да.
- Ну, а остальные... Постараемся сделать так, чтобы других детей не увидели. Мое судно останавливается в Альбине, напротив фактории*, основанной голландским купцом. Под предлогом семейной прогулки, например, к водопаду Гермина, я препоручу вас двум членам моего экипажа, неграм, которым вполне доверяю. Они высадят вас на островке, туда на веслах три четверти часа, и останутся в вашем распоряжении. Я не двинусь с места, пока мои люди не вернутся и пока я не получу ваше письменное подтверждение, что вы встретились с мужем.
______________
* Фактория. - Здесь: торговый поселок, основанный иностранным торговым предприятием в колонии.