– А что с Ланселотом? – Огромные темные глаза Нимю проникали в самую душу. Она была единственным человеком, кроме Изольды, с которым я могла свободно говорить о бретонце.
– Ах, с Ланселотом все наоборот. Мы близки, как всегда, и он по-прежнему отказывается ложиться со мной в постель, – я грустно улыбнулась. – Думаю, мы так и проведем остаток жизни. Но без него мне было бы очень плохо.
Взгляд Нимю устремился в пространство, куда-то между настоящим и будущим, и ее глаза на секунду расширились, но она тут же склонилась над блюдом с пакетиками и тонкими пальцами принялась перебирать их. Наконец, сморщив нос и отложив травы в сторону, она объявила, что после Круглого Стола отошлет мужа домой одного, а сама останется здесь и поможет разобраться в медицинском шкафу. После этого мы спустились в зал и присоединились к собравшимся там гостям, но мне было интересно, какое видение заставило Нимю принять решение задержаться в Камелоте.
Вечернее празднество проходило в наших лучших традициях, а затем наш бард Ридерик уступил место заезжим сказителям других королей. И зал зазвенел древними былинами о славе, мужестве, о легендарных героях и богах, которые покровительствуют им. Большинство рассказчиков сопровождали освященные веками любимые слова бесхитростным мотивом или каким-нибудь аккордом, но лишь когда сын Ридерика Талиесин поставил на колено маленькую арфу, полилась песня, мелодичнее которой не сыграл бы сам Тристан.
Мы слушали, зачарованные, ведь музыка сильнее всего умиротворяет кельтов и взывает к их гордости. Когда замерли звуки и растворилась магия игры, поднялся бард Уриена Талхаерн и попросил отпустить Талиссина поучиться с ним. Учитывая, что Талхаерна называли отцом вдохновения, это был достойный комплимент. Знал ли он, сколько людей считают Талиесина чадом эльфов, скорее волшебником, чем простым смертным, и что иногда странные слова льются из его уст и он заходится в припадке? Или, может быть, все сказители немного сумасшедшие, и радостное выражение на лице Талиссина оттого, что он уверен: его песни заставляют плакать и богов?
На следующее утро я поднялась рано, чтобы проследить, как подают еду тем, кто захотел подкрепиться перед дорогой домой. Я направилась в курятник, чтобы собрать яйца, и по дороге увидела неспешно прогуливающуюся по парапету стены Инид. Поставив корзину у загона, я поднялась по лестнице к новой королеве Девона. Но, увидев ее, я похолодела.
Инид, темноволосая и цветущая, скорая на ум и несдержанная на язык, вышла замуж за самого завидного холостяка в Британии. Герайнт слыл блестящим военачальником, а она давно была известна тем, что искоса поглядывала на дерзких бойцов – и это породило много домыслов об их союзе. Но нисколько не объясняло теперешнего горестного выражения. Я подобрала юбки и бросилась к ней навстречу.
– Инид, что случилось?
Она подняла глаза на мой голос и тут же отвернулась, но я схватила ее за плечо. Слова полились сами собой:
– О, миледи, я не знаю, что делать. Я, кажется, не могу забеременеть от Герайнта.
Ее глаза заблестели от слез, и мы прямо смотрели друг на друга – две женщины, внезапно разделившие общее горе. Инид склонила голову мне на плечо, я обняла ее, и она заплакала.
Не было нужды говорить, какое смущение и боль вызывает бесплодие. Самоедство, взаимные упреки, раздражение, страх и отчаянная молчаливая сделка с богами – все это я знала и сама. И я просто крепче прижала ее к себе, пока горе изливалось в слезах.
– А как к этому относится сам Герайнт? – спросила я, когда рыдания стали затихать. Инид хоть и не моя дочь, но я, безусловно, поговорила бы с ее мужем, если он усугублял ее несчастья.
– Мне кажется, миледи, это его вовсе не расстраивает, хотя я уверена: он чувствует то же самое, что чувствовал бы на его месте каждый, кто лишается отцовства.
Она помолчала, и я подумала об Артуре. Моя неспособность произвести на свет потомство его нисколько не беспокоила – он почти не интересовался детьми и все свое время посвящал делу Круглого Стола.
– Похоже, в моей жизни образовалась пустота, которую ничем нельзя заполнить. – Инид и не пыталась скрыть в голосе отчаяния. – Чем мне ее заполнить, миледи?
– Возьми ребенка, – предложила я. – Такого же несчастного, каким был в свое время Мордред.
Она громко шмыгнула носом и стала искать платок.
– А он знает… – Я вглядывалась в ее лицо, заинтересовавшись, насколько много знает она сама… – о смерти матери и всем прочем? – продолжала Инид. – Даже в Девоне мы слышали, что Моргаузу ждал неприглядный конец.
Неприглядный конец? Несчастная женщина заслужила все, что ей было ниспослано, независимо от того, была она единоутробной сестрой Артура или нет. Но, разумеется, я не могла высказывать этого вслух…
Я покачала головой, осторожно подбирая слова:
– Не думаю, что он слышал. Бедивер грозил сам побить любого, кто заикнется об этом при дворе. Гавейн присматривает за маленьким братом; сейчас взял его с собой на встречу с пиктами в Эдинбург. Но обычно слежу за ним я.
– И вас это устраивает, миледи? – поколебавшись, спросила Инид.
– Да, – я смахнула с ее глаз последние слезинки и улыбнулась. – Утро мы проводим вместе, я обучаю его верховой езде или беру с собой, если еду по делам, а потом мы проходим латынь. Пока была жива мать, она учила его читать и писать, и это, по-моему, устраивало всех, хотя читать он любит намного больше, чем я.
– Насколько я припоминаю, – заметила моя некогда приближенная фрейлина и послала мне смешливый взгляд, – вы скорее сами расскажете легенду, чем будете что-то разбирать в древнем свитке. Наверное, как и у Бедивера, быть бардом – ваше второе призвание.
– С моим-то голосом? – рассмеялась я. Каждый раз, пытаясь что-либо спеть, я приходила в ужас. И поскольку мы с Артуром не могли правильно вывести ни одной мелодии, то взяли себе за правило не раскрывать при дворе ртов и не терзать слух домашних. – Это бы вызвало дворцовый переворот, – заключила я.
Прежде чем мы спустились с парапета и вернулись в зал, Инид постояла и благодарно взяла меня за руку.
– Спасибо, миледи, – тихо произнесла она.
Двор перед залом был забит лошадьми. Оруженосцы ждали своих господ, чтобы отправиться в путь. Я поспешила к оставшимся гостям в зал, а Инид возвратилась к Герайнту.
Потом, когда они вдвоем подошли ко мне, чтобы официально попрощаться, я особенно сердечно обняла новую королеву. На секунду она закусила нижнюю губу, как будто сдерживала слезы, потом тряхнула головой и с улыбкой посмотрела на мужа. Смелая, упрямая девочка, не позволяющая жалеть себя. В знак одобрения я наклонила голову, понимая, что Инид заслуженно носит титул королевы.
Артур и я стояли на ступенях зала и провожали последних гостей, покидающих Камелот. Среди прочих через ворота вместе выехали Боменс и Линетта. Новообращенный воин был явно доволен, что его ждет приключение, но лицо девушки выражало сомнение.
– По крайней мере девчонка будет подогревать в нем решительность, – весело проронил Артур.
Вечером, уже готовясь ко сну, мы перебирали в памяти события прошедших дней. Артур в целом остался доволен, хотя и отложил обсуждение свода законов, посчитав за лучшее подождать до тех пор, пока ему не представится случай познакомиться с эдиктом, о котором упоминал Паломид.
– А что станет с Боменсом? – спросила я, вынимая из волос заколки. – Может быть, Кэй прав? Хватит ли ему опыта для того дела, которое он взял на себя?
Артур пожал плечами.
– Если Ланс говорит, что Боменс может обходиться без посторонней помощи, значит, так оно и есть.
Потом воцарилось молчание – он стаскивал сапог, а я расчесывала волосы. Густые, волнистые, цвета красновато-золотистого меда, они были Моей гордостью. Я регулярно их мыла и каждый вечер тщательно расчесывала. И сейчас я водила расческой из слоновой кости по всей их длине сверху донизу.