– Ваш приход сюда похвален, – отозвался верховный король. – Если вы останетесь с нами, Бедивер подыщет вам место среди воинов. Э… у вас есть имя?
– Когда мои доспехи еще были новыми, жена звала меня Иронсидом, – ответил со вздохом человек. – Но добрая женщина давно умерла, а моя кольчуга – скорее, груда хлама и утратила свой прежний блеск. Но я рад буду провести некоторое время с вашими людьми, чтобы доказать тому юнцу, что я чту клятву и он может вложить меч в ножны.
Мордред повел Иронсида к Бедиверу, а Артур посмотрел в мою сторону:
– Похоже, Боменс входит в силу.
– Кто этот парень, о котором все говорят? – спросил Мордред на следующий день, когда мы устроились за длинным столом, чтобы попрактиковаться в письме.
– Помнишь мальчика, которого Ланс подобрал на дороге?
Но Мордред поклялся, что никогда его не встречал, и мы выяснили, что либо он, либо Боменс были в отъезде, когда другой оставался при дворе.
– Я уверена, он тебе понравился бы, – заключила я, а сама подумала, что приемному сыну было бы неплохо обзавестись друзьями из молодых воинов и не всегда таскаться за старшими братьями.
Когда в великой смене сезонов завершился круг, весна возродила и мой дух. Болото на Сомерсетской равнине зазеленело, и в нем закишели головастики и тритоны; среди тростника и на ивовых берегах засуетились полевки и певчие птицы, а на озеро прилетели гнездиться огромные стаи водоплавающих птиц. В Камелоте мы вовсю собирали вещи, потому что сразу после праздника костров отправлялись в путешествие по королевствам на южном побережье Уэльса.
– Мы можем провести еще один турнир, – предложил Бедивер. – Рассказы о прошлогоднем облетели всю Британию, и каждый хочет испытать счастье в следующем.
Мы стояли на кухне у стола, на который повар положил лепешки и поставил сидр для тех, кто хотел бы напоследок подкрепиться перед выездом. Артур прикончил свою кружку и лишь после этого согласно кивнул.
– Амфитеатр в Карлионе – подходящее место. А если назначить турнир на первое августа, то можно вместе с Братством отметить праздник урожая. Ты и Кэй останетесь в Карлионе, чтобы заняться приготовлениями, а я буду навещать соседних королей. – Артур улыбнулся мне. – Не стоит тебе всюду ездить в повозке Агриколы.
В ответ я сморщила нос. Артур уже отговорил меня брать собственную повозку, уверяя, что одной мне в ней ехать неприлично, а ему самому требовалась свобода перемещения, которую ему предоставлял его боевой конь. А теперь он запрещал мне пользоваться экипажем короля Демеции.
– В конце концов, ты нужна мне живая, – усмехнулся муж, вытирая усы тыльной стороной ладони. – Народ не простит мне, если я не позабочусь о его королеве.
На этой шутливой ноте мы и оставили Камелот.
Хорошее настроение не покидало меня во время всего путешествия. По сторонам Римской дороги в обрамлявших ее лесах щебетали птицы, а на ветру гордо трепетало знамя Красного Дракона. За спиной разворачивалась яркая, блестящая лента сопровождавших нас придворных: многие мои фрейлины ехали в обществе соратников мужа, а дамы в возрасте вроде Винни тряслись в громыхающих повозках и сплетничали друг с другом обо всем на свете.
Даже мастеровые отправились с нами: кузнец, псарь, бард и повариха – все они пригодятся летом. Фрида и Грифлет следили за волкодавами, а воины скакали вдоль нашей процессии. В хвосте Гвин и его брат Идер ехали рядом с молодыми черными лошадями, которых вели в конюшни Иллтуда.
Сама я была в восхищении, что снова путешествую. В Камелоте жилось прекрасно, но что-то в моей душе требовало странствий.
Бедивер ехал между нами и гордился, указывая на новые признаки благоденствия – там заброшенные поля оставленной фермы вновь возделывала крестьянская семья, здесь лесной народ умело разводил орешник. Даже скотина казалась здоровой и накормленной: тучные коровы, лоснящиеся лошади и пышные овцы поднимали головы при нашем приближении.
Бедивер окинул одобрительным взором Этейн:
– Как вы находите вашу новую кобылу? Гвин ужасно горд, что взрастил и воспитал ее для вас.
– Он вполне может гордиться, – подтвердила я. – У Этейн нежные губы и огромное сердце, и она обожает скакать, – добавила я, косясь на Артура.
– Правда? – муж исподлобья посмотрел на меня шутливым взором. – А мне казалось, что с тех пор, как состарилась Фезерфут, мы как следует не скакали.
– С тех самых пор, – согласилась я, исподтишка подбирая поводья и слегка перенося центр тяжести тела.
Артур отвечал по-прежнему добродушно, хотя и начал горячить своего скакуна:
– Не слишком ли поздно? Не знаю, остался ли в старикане дух.
– В каком старикане? – принялась подзуживать я его, разглядывая на висках седину.
– В четвероногом! – взорвался он. – А ну, до следующего мильного камня!
В следующую секунду мы уже неслись по мягкой обочине мостовой, подбадривая друг друга и смеясь, как дети, у которых в мире нет никаких забот. Даже лошадям нравилась эта скачка. Жеребец летел с вытянутой вперед шеей, раскидывая за собой дерн и траву, а молодая кобыла задирала морду, раздувала ноздри и, наподобие горных уэльских пони, дыбила хвост. Камень остался позади, но ни один из нас и не подумал остановиться. Мы перелетели через гребень холма и натянули поводья только перед каменистым бродом.
– Прочищает голову, – заявил Артур, когда мы, задохнувшиеся и счастливые, поджидали остальной караван.
«И сердце», – подумала я, согласно кивнув в ответ; В первый раз за долгие месяцы я жизнерадостно устремлялась в будущее. Очевидно, время лечило даже отчаяние, и, хотя боль от утраты Ланса осталась во мне навсегда, я радовалась, что наконец ожила вновь.
9
КАРЛИОН
Мой учитель Катбад говаривал, что бывают времена, когда наши мойры пересекаются вновь и вновь с судьбами других людей и это формирует наши жизни… раз и навсегда, а мы об этом даже не подозреваем. Таким временем стало лето в Карлионе.
Как большинство римских городов, Карлион построен на высоком берегу реки и имеет в своем центре прочную крепость. Когда-то из ее ворот выходили легионеры и маршировали по мощеным улицам мимо таверен и лавочек, мимо бань и амфитеатра, прилепившегося к стенам укрепления снаружи. Теперь горожане говорили больше на кельтском наречии, чем на латыни, а под сенью стен пришельцы как попало строили все новые и новые круглые дома и хижины под соломенной крышей.
Однако даже в смутное время, когда ушли легионы, а страной правили тираны, люди оглядывались на руины империи и вспоминали дни величия. Поэтому, когда Мерлин заявил, что Артур Пендрагон должен стать верховным королем и залечить раны, оставленные политическими междоусобицами, жители Карлиона приняли его слова близко к сердцу. Здесь он был коронован, здесь провел первый Круглый Стол и сюда – хоть и непреднамеренно – мы приехали отпраздновать день урожая и провести турнир. Неважно, что наша резиденция была в Камелоте. Карлион считал себя городом верховного короля и радостно приветствовал нас, когда мы пересекали мост через Аск.
Кроме трех действующих бань и амфитеатра к достопримечательностям города относилась базилика форта. Я никогда не видела более впечатляющего здания: сотни футов в длину, с полукруглой апсидой в конце нефа и с колоннадами приделов с каждой стороны. В центре могучие колонны подпирали на высоте нескольких этажей свод крыши, а солнечные лучи, проникавшие сквозь верхний ряд окон, делали неф необыкновенно легким и воздушным. Великолепное здание для Круглого Стола, и мы с Кэем принялись приспосабливать его под зал.
Не мы одни готовились к этому событию. Горожане растягивали цветную материю и украшали ею стены, корзины с цветами вывешивали на карнизах и козырьках ворот, и даже вывели на улицы танцующего медведя.
Мы с Артуром поселились в удобных покоях крепости. Поскольку здесь не было сада, по утрам, прежде чем начать день, я часто спускалась к реке. Это давало мне возможность почувствовать под ногами землю, кожей ощутить зеленый лист дерева, раскрыть сердце навстречу птичьему пению. Во время одной из таких прогулок я столкнулась с поводырем медведя, который вел в амфитеатр большого косматого зверя.