Поездка в Дрезден была паломничеством Гёте к искусству и одарила его удивительным ощущением пребывания внутри картины. Эта самомистификация перекликается с тем, как он превратил в тайну и само путешествие в Дрезден, ни слова не сказав о нем своим лейпцигским друзьям. Ему казалось, будто он исчез, растворился в картинах, а когда вернулся в реальность, его знакомые смотрели на него как на человека, которого все уже давно считали пропавшим без вести. Возникшая в результате отстраненность, вероятно, облегчила его страдания от расставания с Кетхен. Но, несмотря на это, оно оставалось таким тяжелым и болезненным, что годы спустя в своей автобиографии Гёте связывает с ним начало своей болезни: «Я и в самом деле ее потерял, и неистовство, с которым я бессмысленно мстил своей телесной природе, стремясь покарать свою нравственную, немало способствовало тем физическим страданиям, из-за которых я потерял лучшие годы моей жизни»[114].
Подкосило его и другое. Гёте уже три года жил в Лейпциге, но так и не закончил учебу. Как студент-юрист он потерпел фиаско. И хотя в письмах он рассказывает об этом легко и непринужденно, неудачи в учебе его тяготили. Своим отчаянием Гёте поделился с Беришем: «И вот теперь с каждым днем я скатываюсь все ниже. Еще три месяца, Бериш, а потом – все»[115].
Физически он ослаблен. Крепкое мерзебургское пиво и кофе, который он то и дело пил с новыми знакомыми и друзьями, расстроили его пищеварение. В граверной мастерской Штокка он регулярно вдыхал ядовитые испарения. Гёте не знал, были ли с этим связаны колющие боли в груди, или же это были отголоски того растяжения, которое он получил три года назад, когда по дороге в Лейпциг помогал вытаскивать из грязи застрявшую карету.
Однажды ночью в конце июля 1768 года он проснулся от сильного горлового кровотечения. Позвали врача, который диагностировал опасное для жизни заболевание легких. Слева на шее образовалась опухоль. В течение нескольких дней он боролся со смертью. Во время болезни о нем заботились его друзья. Оказалось, что за время, проведенное в Лейпциге, несколько добропорядочных семей все же успели полюбить этого молодого человека. Семейства Брейткопф, Оберман, Шток, Шёнкопф, Эзер и, разумеется, старый друг Горн, а также новые приятели – все они присматривали за больным. Но особенно среди них выделялась фигура Эрнста Теодора Лангера, заступившего после Бериша на место гувернера при юном графе Линденау. Лангер был благочестивым и благодушным человеком, склонным к мистическим спекуляциям, но слишком своенравным, чтобы присоединиться к одному из пиетистских или гернгутерских кружков.
Он часто навещал больного. Не будучи религиозным фанатиком и не имея намерения обратить в свою веру Гёте, он тем не менее старался открыть сердце молодого и в то время тяжело больного человека, который, возможно, стоял на пороге смерти, для христианского учения. В «Поэзии и правде» Гёте очень доброжелательно отзывается об этом своем товарище, поддержавшем его в те нелегкие дни: «Его рассуждения, интересные и последовательные, не могли не увлечь молодого человека, отчужденного докучливой болезнью от земных радостей и, естественно, жаждавшего обратить свой подвижный ум на небесное»[116]. Личное общение с Лангером и последующая переписка будут еще долго оказывать влияние на дальнейший религиозный опыт Гёте.
Постепенно состояние Гёте улучшилось. В августе 1768 года он наконец решается выйти из комнаты. Изнуренный болезнью, худой и бледный, он бродил по городу, словно призрак. Именно так он описывает себя в письме Фридерике Эзер, дочери художника, через несколько недель после своего отъезда. После болезни она в своей немного грубой манере пыталась приободрить Гёте. «Она встретила меня радостными возгласами и принялась хохотать до упаду, удивляясь, как мне могла прийти в голову такая карикатурная идея – на двадцатом году жизни умереть от чахотки»[117].
28 августа 1768 года, в день своего девятнадцатилетия, Гёте покидает Лейпциг. Он стоит у дома Кетхен, но не заходит внутрь и уезжает не попрощавшись. Все еще больной и ослабленный, нашедший некоторое утешение в религиозной вере Лангера, он едет домой. Грустный студент, так и не окончивший университет.
Глава третья
Отзвук Лейпцига. «Совиновники». Болезнь. Пути к религии. Опыт благочестия. Два учителя: Лангер и Сюзанна фон Клеттенберг. Неосознание греховности. Благочестивый маг. Комната больного превращается в лабораторию. Поиски химических откровений