Выбрать главу

Гюмрийские рассказы

Сон

Сегодня проснулся в пол 3-го ночи от кошмара и очень сильно расстроился, что больше не засну. Перекатывался с боку на бок, надеясь, что сон придёт, но глаза слезились и чесались всё сильнее, потому я решил заварить черный чай, чтобы промыть воспалившиеся слизистые. Снилось, что я маленький в нашем деревенском доме. Ночь, тишина, все спят. Я просыпаюсь от скрипа входной двери и шёпота на незнакомом языке. Понимаю, что незваные гости уже на кухне и от большой комнаты нас разделяет только массивная дверь. Её чернота медленно и без скрипа, как в вакууме, потихоньку открывается, и я вижу несколько тонких силуэтов с длинными чёрными волосами. Я подрываюсь и сдавленным голосом пытаюсь орать и будить родителей, братьев, но все они спят так крепко, что не реагируют на меня. Тени тянутся ко мне, я продолжаю кричать под водой, но я уже проснулся. Кошмар всё ещё тянет меня вниз, гости с силой прижимают мои руки и ноги к кровати гюмрийской квартиры на улице Горького и я знаю, что мне никто не может навредить. Силуэты тянут меня обратно вниз, в омут заплывшего темнотой деревенского дома. Я не вижу их, но знаю, что они за углами комнаты, в черноте проёма ванной, готовые наброситься на меня, если я не справлюсь ними, глядя на них своим отчаянным, разбитым страхом взглядом, загнанного в угол зверя. Давясь своим животным ужасом, я мычу, будто у меня кляп во рту, выкручиваюсь и неожиданно мне удаётся повернуться на бок. Всё исчезло, я снова в безопасности, никого нет. Я заварил чай, включил Ютуб "Комики против кино". На часах уже 5 утра, за окном ни намёка на рассвет. Вспомнил, как часто ещё подростком просыпался посреди ночи и писал стихи, рассказы, потому что комп не включить, родители спят в соседней комнате. Да и брат точно проснётся от шума куллера стационарного старичка. Поэтому включал лампу и записывал то, что крутилось у меня в голове.

Допив чай, выхожу на балкон своего третьего этажа, подышать свежим воздухом. Улицы хорошо освещены огнями негаснущих даже ночью вывесок магазинов и аптек, автоматов с кофе. Даже вокзал выглядит так, как будто вот-вот проснётся и тоже пойдёт пить утренний чай, чтобы продрать свои многочисленные глаза-окна, в которых скоро загорится свет. На круг, перед башней с часами въезжает машина с жёлтым застенчивым взглядом, опущенным вниз и останавливается перед входом в зал с кассами. Несколько человек выходит из машины и направляются к входу с многочисленными тюками, пакетами и чемоданами. Их встречает охранник, завязывается разговор. Вся поклажа уже на камне лестницы, все стоят курят и говорят по-армянски. Я понимаю только мат, от этого мне становится смешно, потому что армянский мат, как мне кажется, слишком наигранно агрессивный. Он не похож на угрозу или способ оскорбления. Это больше похоже на оправдание своих чувств. Я матерюсь, потому что я расстроен или огорчён. Как-то так.

Свет на кухне и на вокзале гаснет одновременно. Опять перебои с электричеством. Я закуриваю сигарету и включаю фонарик на телефоне. Луна светит довольно ярко и площадь частично видно. Разговор стал тише, люди повернули головы на меня. Я помахал им рукой и поздоровался, — "Барев дзес!" Ответа не последовало. Их головы задраны вверх, но лица плохо различимы, они точно смотрят на меня и точно меня слышали. Становится как-то не по себе, решаю ретироваться обратно в квартиру. Собираюсь выбросить бычок в бутылку вина, которую я использую как пепельницу, но её нет на месте. Да и вкус и запах сигареты я больше не чувствовал, как будто и не курил вовсе. Взгляд вернулся к людям на площади, так как они возобновили разговор. Но людей не было. Были только длинные тени, а язык, на котором шепталась эта группа, был уже явно не армянским. Буквально в секунду эти силуэты на асфальте метнулись в черноту прохода моего дома и скрылись внутри подъезда. Всё вокруг стало вязким, ужас увиденного схватил меня за кадык и не давал произвести ни звука. Тишина разрывала ушные перепонки, оттого так отчетливо я услышал шелест тихих переговоров за входной дверью. Шипящие, с придыханием втягивающие гортанные звуки твари уже скребли петли входа и дёргали ручку так быстро, что этот звук начал сводить меня с ума. Луна обернулась в непроницаемую ладонь бесцветной тучи, а тротуар под балконом превратился в бездонную космическую пропасть без света звёзд. Телефон, несколько раз моргнув фонариком, вывалился из моей руки и упал в безумную, страшную пасть под моим балконом. Луна, вырвавшись из демонической руки, в последний раз показала мне мою квартиру. Входная дверь открылась так же беззвучно, как и дверь в деревне. Голова пульсирует, крик застрял в груди. Моё тело парализовано и я молчу — смотрю как в комнату проникают черные силуэты с неподвижными черными волосами. Они бредут ко мне, с шумом втягивают воздух, периодически издавая щелчки. Луна снова скрылась, а тени облокотившись на раму балкона, проваливаются на площадку ко мне, мешая друг другу. По очереди они хватают меня за руки и ноги, мне очень больно от их прикосновений, будто с каждым касанием яд проникает под кожу, моментально сжираемую некрозом. Я чувствую, как жар гниения моего тела поглощает меня. Вдруг, мне удаётся повернуться и посмотреть вниз. Пасть под балконом всё ещё разверзнута. Пальцев на руках осталось всего ничего, но остатками фаланг у меня всё же получается схватить за волосы двух тварей и оттолкнуться культями ног от подоконника. Перевернувшись спиной, я уже лечу вниз, вслед за телефоном. В носу запах крови, как после удара, боль крутит судорогами всё тело, будто я под током. Глаза всё так же слезятся. Я лечу вниз, думая о том, что этот кошмар слишком подробный, обычно мне удаётся проснуться ещё до того, как на меня бросаются. Сильно ударяюсь животом и подбородком. Ничего не вижу, воздуха нет. Боль вспыхнула и быстро погасла, превратившись в раскалённый прут, которым ковыряли в моём мозге. Я не дышал, но испытывал боль, как мне показалось, целую вечность. Даже успел к ней привыкнуть, как к чему-то зудящему и монотонному. Я заснул, разными частями тела лёжа на дне безвременья и этот сон был сном человека, который забывается после тяжёлой болезни.