При подготовке Гюнтер не мог проигнорировать и информирование прочих стран, поэтому заранее выслал гонцов за лучшими бардами во все страны , пригласил политических и военных представителей разных народов, словом, зрителей собралось множество. Для них специально организовали разноуровневые площадки с сиденьями.
И вот загремел оркестр, зарычали длинные узкие трубы, издавая настолько низкий звук, что тот был слышен не сколько ушами, сколько животом, захлопали крыльями черные вороны, самые отборные воины, обряженные в черные доспехи, грозно маршировали в сторону Элиель, летающие демоны парили над войском, изредка издавая леденящие кровь вопли, которые попадали в выверенные паузы в музыке.
Нарочито медленно распахнулись ворота, и из них вывалилась толпа людей. Людишки расползались по вытоптанному полю перед городом, как густой кисель из опрокинутой кастрюли. Гюнтер уже почти изобразил на лице ту улыбку, которую репетировал последние пару часов перед зеркалом, торжественную, таинственную с оттенками насмешки, злости и презрения, но тут же нахмурился. Что-то пошло не по плану…
Великий представлял себе унылую серую массу под предводительством короля и его оставшихся придворных, людишек, молчащих от ужаса, рыдающих, кричащих. И главными эмоциями должны быть страх, отчаяние, на крайний случай тупое безразличие. А сейчас чувствовался, да, явственно чувствовался праздник!
Растерявшиеся поначалу люди смогли определить местонахождение Великого Черного Гюнтера и целенаправленно хлынули к нему. Огромные гвардейцы заученно преградили им дорогу, выставив вперед длинные копья и удерживая толпу в десяти метрах от колесницы. Люди что-то кричали, протягивали младенцев вперед, махали яркими тряпками, что-то кидали под ноги гвардейцам. Вроде почти все как надо, но вкус праздника прямо-таки витал в воздухе.
Гюнтер небрежно махнул рукой, в толпу ворвались его солдаты и стали отбирать самых крикливых и возбужденных. Затем невольную делегацию пропустили через гвардейцев и разрешили им говорить.
Первой выступила изможденная женщина, почти старуха со впалыми щеками:
— Господин, — говорила она со слезами в голосе, — сколько мук мы перенесли, сколько страданий!
Гюнтер самодовольно ухмыльнулся, но женщина упала на колени, поползла к колеснице:
— Господин, позвольте поцеловать вам ноги! Если бы не вы, вся моя семья умерла бы от лихорадки. Спаситель вы наш! Благодетель!
Растерявшиеся поначалу солдаты быстро сообразили, что что-то идет не так, и оттащили женщину обратно в толпу.
— Милорд, — бросилась вперед молодая девка с грудничком в руках, — я почти умирала с голоду, будучи на сносях, даже до раздачи еды от имени милорда я бы не смогла добраться сквозь очередь. Ваши люди принесли мне еду прямо в руки. Этот малыш родился благодаря вашему заступничеству. Я назвала своего сына Гюнтером, в честь Вашей милости! - Гюнтер мысленно попросил прощения у младенца и поклялся убить его до осознания всего ужаса ношения этого имени.
— Наш сумасшедший король, — присоединился к ней мужчина средних лет, — вздумал вызвать чудовищ из глубин ада, дабы те сожрали нас и наших детей. Моего сына вырвали практически из когтей, прямо на улице. Спасибо вам, повелитель!
— Мы бы уже давно пошли под вашу руку, — добавил четвертый, — еще до осады города, но наш король-гордец отказался кланяться и все твердил о гордости, выставлял дурацкие условия… Мы только потом поняли, что он из злости и упрямства решил умертвить весь город, только бы мы не посадили вашу милость на престол… Хвала Гюнтеру!
И к ужасу Великого вся многотысячная толпа подхватила «Хвала Гюнтеру! Хвала Гюнтеру! Хвала Гюнтеру!».
Уже поднятый в воздух вместе со своей колесницей и гаремом сотней человеческих рук, ошарашенный злодей наблюдал, как люди выволакивали своих генералов и неумело насаживали их на колья, придворных прибивали к крестам, а несколько парней с поклонами положили на торжественный помост связанного и избитого короля, сказав, что палач Гюнтера лучше справится с таким сложным делом, как пытка. Девушки целовали черных гвардейцев, в основном, в плечи и локти, так как в гвардию отбирали только рослых парней. Детишки с визгом догоняли воронов и пытались вырвать у них перья. И сквозь мрачный рокот оркестровой музыки прорвался чистый светлый звук трубы, как луч солнца, осветивший поле.
«Зря я все-таки вернул композитору сына до окончания симфонии», — успело промелькнуть в голове у Гюнтера.