- А я здесь живу.
- Поменялись квартирами? - это спросил уже золотой, и Юлька выпустила ручку двери.
- Я п-приехала в гости к деду.
- Ага, - сказал золотой. - Серега! Где у нас живут деды?
- Дедов у нас много! На первом два, на втором еще один. Самый вредный на пятом, под чердаком.
Юлька испугалась, что они дойдут до четвертого этажа, и быстро сказала:
- Скучный у вас город.
- Почему же скучный?
- Волги нет.
- Ах, вы с Волги! - это сказал золотой. - Но у нас озеро!
- И пляж есть, - добавили остальные.
- Если хочешь знать, песок там, как на Черном море.- Это золотой перешел на «ты»!
- На Черном море нет песка,- равнодушным тоном все знающего и все испытавшего человека сказала Юлька.- Там камни. Как булыжники.
- На нашем - песочек!
- Желтенький!
- Сахарный!
- Как в детском садике!
- Так вам и поверили!
- На спор?
- На спор.
- Купаться, пожалуй, не искупаешься, холодно. А прогуляться можно. На переправе. Острова у нас - нигде таких нет.
Все это было здорово похоже на то, как Юлька назначала свидание тому, северному, так и не полюбившему Волгу.
- А сосны у вас есть?
- Поищем!
- Поедешь?
- Н-не знаю.
- Если надумаешь, то позвони во вторую квартиру, вот этому, Сереге.
Сереге?.. Юльку Серега не интересовал ни капельки.
- Я п-подумаю, - сказала она.
Ровно два битых-убитых часа провела она перед зеркалом, придумывая новую прическу. Она укладывала волосы на голове то башней, то валиками-крендельками, то просто связывала их хвостом на затылке, то распускала по плечам - все было плохо, все ей не нравилось, и, значит, ему не понравилось бы.
Она возненавидела свои волосы. Лучше уж постричься- гладенько и просто, как у Дюк. Зачем эти крендели-завитки на голове? Все равно никто не верит, что это свои! Вот Дюк повезло - никаких кудрей, и волосы пышные.
В конце концов она все-таки смастерила кое-что на голове, надела костюм с плиссе, новые туфли, соскребла в прихожей со стенки немного мела, чтобы припудрить расцарапанные вчера о кусты коленки, и выбежала на улицу. Но у подъезда было пусто и совсем тоскливо, как на осеннем пляже, когда он начинает напоминать пустыню Каракум…
На почтамте Юлька испортила пять или шесть бланков, но так и не смогла придумать, какими словами дать понять матери, что ей хочется обратно домой. Пусть даже в одну комнату с таран-торпедой! Пусть! Они уживутся!
Она мучилась над пустыми бланками до тех пор, пока ее не согнали с подоконника, на котором она устроилась. Она ушла с почтамта, так ничего и не придумав.
Зеленую площадь Юлька не искала, эта площадь попалась ей на глаза сама, когда Юлька, набродившись на шумным центральным улицам и съев две порции мороженого в маленьком стеклянном кафе, выбралась на одну из тихих улочек и пошла по ней, для интереса никуда не сворачивая. Улочка и вывела ее к тихой Зеленой площади.
Музей стоял за низенькой металлической оградой маленького сада. Старинная вросшая в землю пушка у входа под навесом глянула грозным черным жерлом прямо Юльке в лицо, когда та подходила к крыльцу, напомнив Юльке почему-то Дюк. И Юлька ответила ей таким же бесцеремонным и нагловатым взглядом, заглянув в пустое черное жерло. Ничего она там не увидела!
Музей был не очень большой - меньше, чем Юлькин в Саратове. Посетителей в маленьких залах было немного. Все, что находилось в этих залах, Юлька давным-давно видела в других музеях. Самый же интересный зал Юльке так и не удалось рассмотреть толком. Восковые фигуры в человеческий рост в старинных одеждах заполнили этот зал, расположившись вокруг стола, заставленного глиняной посудой. Они напомнили Юльке жителей уснувшего царства, но все-таки больше были похожи на мертвецов В зале, кроме Юльки, никого больше не было, и она поторопилась поскорее из него уйти, пожалев, что рядом нет Любки с Наташей. Уж втроем они нашли бы, над чем посмеяться в этом музее. Они всегда умели смеяться даже над самым несмешным - когда были втроем.
А в соседнем зале было совсем неинтересно! На стенках висели фотографии, лежали под стеклом какие-то» бумаги, стальная каска. Подальше, на самом видном месте, под стеклом висела шашка с витой блестящей рукоятью и лопнувшим клинком. Табличка, прибитая под нею, сообщала, что шашка не принадлежит музею, а принадлежит ученику восьмого класса восемнадцатой школы Коле Антропову, который получил ее по наследству от своего деда.