Они с Дюк шли рядом по мокрому шоссе, и Глаз Бури с холма все смотрел и смотрел им вслед тревожными, распахнутыми окнами. Кому-то не спалось в этом доме на холме, где жили люди, все еще не забывшие о своих старых ранах.
На коротенькой высокой платформе, под вывеской с названием станции, освещенной одиноким фонарем, они простились холодновато и коротко. Дюк молча протянула Юльке крепкую руку с сильными неподатливыми пальцами, а Юлька, знавшая почти наверняка (уже решившая это), что билет на саратовский поезд она сегодня не достанет, не очень крепко пожала эту руку.
- А может быть, все-таки вы с дедом надумаете приехать к нам погостить?..
Юлька тут же спохватилась, поняв, что произнесла давно знакомую ей фразу из дедовых писем!..
- Не знаю, - сухо сказала Дюк,- все-таки ему семьдесят четыре…
Дюк ушла. Электричка подкатила к платформе через несколько минут, но Юлька в город с нею не уехала. Потому что открытие, сделанное ею за несколько секунд до того, как электричка подошла к платформе, было неожиданным и даже слегка оглушило Юльку.
Протяжный гудок подходящей к платформе электрички был похож на тревожный крик «а-а-а», разбудивший Юльку в ту ночь, когда пришла Дюк. И еще-на долгий зов военной трубы, когда поднимают солдат в атаку…
Первое слово в первой строчке на рукоятке браунинга было ГЮРГИ!
И вслед за этим разгаданным ею словом пришло и другое, вдруг сразу ставшее совсем понятным и знакомым - «салудо»!..
И третье слово, перехваченное до половины металлической пластинкой, - «камар»!..
«Салют, камарадос!»
Ведь еще была Испания!
Юлька знала, что следующая электричка все равно догонит и перегонит ее, но все-таки она пошла пешком, потому что сидеть на пустой платформе под одиноким фонарем было невыносимо. Она шла вдоль темного озера, похожего на Финский залив, от которого тянулся ветерок, застывая тяжелой сырой прохладой в листве деревьев, под которыми шла Юлька, и на Юлькином лице, и на ресницах. Деревья на темной дороге, шелестящие над Юлькиной головой, казались огромными, днем они не были такими. И вообще почему-то все стало казаться ем больше: деревья, беззвездное небо над головой, ночное озеро за деревьями, а дорога по которой она уже шла один раз, стала длиннее. Словно Юлька делалась меньше ростом! Словно возвращалось к ней детство! Словно все надо было начинать сначала - заново жить, заново расти, как тому Юлькиному Сыну из сна, вдруг превратившемуся из великана в карлика…
Оттого что дорога на этот раз была длиннее и страшнее от темноты, Юлька устала до слез. Но она не плакала. Слезы всегда оставались на ее ресницах, и тогда лишний раз пришлось бы убедиться в том, что они у нее не короткие и не жесткие… Будто бы ей уж очень нужны эти короткие и жесткие ресницы!
8. БЕГСТВО
Было уже очень поздно, когда Юлька подошла к дому на Мельничной, однако возле подъезда под ярким фонарем толпились мальчишки. Кто-то из них бренчал на гитаре, кто-то горланил песню, а сверху, с третьего этажа, высунувшись в окошко, какая-то женщина сердито и, наверно, очень давно ругала их:
- И когда это кончится? Ну скажите мне, когда это кончится? И когда этот ваш базар милиция разгонит?
Вот выхлестну сейчас кипятку на вас, горлодеры несчастные!
А Юльку вдруг сразу словно легкой волной подмяло почти до крыши дома и плавно опустило обратно на тротуар. Тот, что бренчал на гитаре, был он! Юлькин!
Юльке стало весело, тетка в окне показалась ей доб-рой-предоброй ведьмой, а его друзья, толпящиеся у подъезда, как и те девчонки на скамейке в скверике, стали вдруг ужасно знакомыми, ужасно своими. Она смело пошла к подъезду и смело вошла в круг света, падающего на асфальт от высокого фонаря. Тут же гитара умолкла, а Юлька в то же мгновение вспомнила, что на ней не костюм с плиссированной юбкой, а старые Дюковы бриджи и волосы, так старательно уложенные утром в прическу, прикрыты и смяты некрасивой темной косынкой из болоньи… Юлька, ахнув про себя, сейчас же отступила назад. И тогда неожиданно ее окликнули:
- Эй! Певица!
Мгновенная темнота окружила Юльку, словно она снова оказалась на темной лестничной площадке у почтовых ящиков, где не светила перегоревшая лампочка. Но ветер тут же качнул фонарь, и свет захлестнул Юльку с головы до ног…