После капитуляции Меца армия врага двигается на Компьен, потом на Нормандию, чтобы захватить территорию в Нижней Сены. Маневр понятен. Руан будет захвачен врагом. «Полтора месяца как мы со дня на день ждем прихода господ пруссаков, – пишет Флобер Жорж Санд. – Напрягаем слух, надеясь услышать издалека пушечные удары. Они держат Нижнюю Сену – пятнадцать лье в округе… Какой ужас!.. Краснею оттого, что я человек… В голову приходят избитые фразы: „Франция воспрянет! Не надо отчаиваться. Это спасительная кара! Мы, в самом деле, были слишком безнравственными! И пр.“ О! Вечная ложь! От подобного удара не оправляются! Мой бедный мозг не в состоянии с этим справиться… Литература кажется мне тщетной и бесполезной вещью. Смогу ли когда-либо заниматься ею?.. О! Если бы я мог бежать в страну, где нет мундиров, где не раздается бой барабана, где не говорят о резне, где не надо быть гражданином! Но на земле больше нет места для бедняг-мандаринов».[482]
5 декабря отказавшийся защищаться Руан оккупирован немцами. Флобер тотчас уезжает из Круассе к матери в город. До этого он попросил служанку Жюли зарыть в саду самые ценные свои бумаги, среди них рукопись «Искушения святого Антония». В доме на постое семеро солдат, трое офицеров и шесть лошадей. «До сих пор мы не могли жаловаться на этих господ. Но какое унижение! Какое разорение! Какое несчастье! – пишет Флобер Каролине. – Время, свободное от беготни по поручениям господ пруссаков (вчера я три часа ходил для них за сеном и соломой), мы тратим на то, чтобы узнавать друг о друге, или каждый в своем углу плачем».[483] В Руане он спит в бывшей комнате племянницы и с кровати слышит, как храпят два немецких солдата в соседней туалетной комнате. Мать его все больше слабеет, она может ходить по комнате, только опираясь на мебель. Она нуждается во внучке, которая все еще в Лондоне. Эрнест Комманвиль так же настаивает на том, чтобы жена вернулась. Ашиль входит в состав муниципального совета, что прибавляет ему работы и забот. Только что войска принца Мекленбургского подоспели на помощь войскам Мантефеля. Для Флобера это «равнозначно второму вторжению». Он едет в Круассе, констатирует, что больших повреждений нет, однако переживает, увидев на своей кровати остроконечные каски. «В каком состоянии я найду свой кабинет, книги, заметки, рукописи? – спрашивает он Каролину. – Я смог спрятать только бумаги моего „Святого Антония“. Хотя у Эмиля есть ключ от моего кабинета, но они просят его и часто заходят туда за книгами… Мы приближаемся к началу конца… Бедный Париж не сможет перенести длительную бомбардировку».[484]
Между тем правительство, оказавшееся в Туре под угрозой, переехало в Бордо, так как были разбиты две Луарские армии, а Северная армия обратилась в бегство. 18 января 1871 года в зеркальной галерее Версаля король Пруссии провозглашен императором Германии. 28-го числа того же месяца ослабленный, находящийся под постоянной бомбардировкой, голодающий Париж принимает условия победителей. В ожидании окончательного мира заключается перемирие. Флобер негодует на всю страну, которая позволила победить себя. «Капитуляция Парижа, которую следовало, впрочем, ожидать, повергла нас в неописуемое состояние! – пишет он. – Можно повеситься от злобы! Досадно, что Париж не сгорел дотла так, чтобы места от него не осталось. Франция пала так низко, так обесчещена, так унижена, что, по мне, лучше бы она сгинула. Но, думаю, гражданская война погубит у нас много народа. Хотелось бы мне попасть в их число. Готовясь к этому, собираются избирать депутатов. Какая горькая ирония! Я, разумеется, воздержусь от голосования. Я снял свой орден Почетного легиона, ибо слово „почет“ больше не существует во французском языке, а я перестал считать себя французом и собираюсь спросить у Тургенева (как только смогу ему написать), что нужно сделать, чтобы стать русским».[485]
8 февраля проходят выборы в Национальную Ассамблею. Большинство голосов получает список сторонников мира. 12 февраля Тьер, избранный председателем исполнительной власти Французской республики, начинает вести переговоры с Бисмарком. 1 марта Национальная Ассамблея, собравшаяся в Бордо, объявляет падение Наполеона III и его династии и принимает драконовские условия, поставленные врагом для подписания мира: Германии отданы Эльзас и часть Лотарингии, будет возмещен ущерб в 5 миллиардов франков, пруссаки победным маршем войдут в столицу. Между тем солдаты ушли из Круассе. Однако Флобер не решается вернуться домой. С тех пор как там был враг, дом стал для него постылым, хочется выбросить все вещи, побывавшие в руках «этих господ». Он жалеет о том, что не может уничтожить этот дом: «А, какая ненависть! Какая ненависть! Она душит меня! Я, мягкий от природы человек, чувствую, что киплю от злобы».[486] 12 марта принц Фредерик-Чарлз парадом проводит по Руану свои войска. Жители вывешивают над домами черные флаги. На окнах магазинов – большие надписи: «Закрыто. Национальный траур». Эта дерзость озлобляет пруссаков, которые ужесточают меры по отношению к гражданскому населению.
Вернувшись в Круассе, Флобер немного успокаивается, убеждается, что его привычная обстановка не тронута, но тотчас решает уехать в Брюссель через Париж. Его сопровождает Александр Дюма-сын. Нужно быть осторожными, поскольку «немцы ужасны». Офицеры «в белых перчатках разбивают зеркала», «набрасываются на шампанское», «воруют у вас часы, а затем присылают вам свою визитную карточку».[487] Эти «цивилизованные дикари» вызывают у Флобера больше отвращения, нежели каннибалы.
Еще более тяжело, чем в Руане, он переживает присутствие немцев в Париже. «Это конец. Мы сгораем от стыда, но не притерпелись к нему, – пишет он принцессе Матильде. – Все утро я смотрел на остроконечные каски пруссаков, сияющие на солнце на Елисейских Полях, и слышал их отвратительную музыку, звучавшую под сводами Триумфальной арки! Солдат, который покоится в Соборе Инвалидов, должно быть, перевернулся от негодования в своей могиле».[488] Добравшись до Брюсселя, он устраивается в отеле «Бельвю» и с облегчением вздыхает, встретившись с принцессой Матильдой, которая укрылась в Бельгии. Однако 18 марта Париж потрясен внезапным мятежом. Возмущенная и разгневанная толпа жителей – в их числе женщины и дети – пытается помешать регулярному войску захватить пушки Национальной гвардии. Восстание набирает силу. Тьер приказывает министрам, чиновникам и армии переехать из Парижа в Версаль. Центральный комитет Национальной гвардии занимает места в правительстве и провозглашает в Париже революционную власть. «Я очень сожалею, что уехал, – пишет Флобер Каролине. – Вернуться сегодня в Париж невозможно, на французской границе к вам придирается республиканская власть. Значит, я отплываю завтра в Остенде, а оттуда в Лондон и затем рассчитываю перебраться домой через Нью-Гавен».[489]
Сделав крюк через Англию, что позволило ему увидеться с Жюльеттой Эрбер, Флобер приезжает в Невиль близ Дьеппа, где встречается с матерью и племянницей. События в Париже, охваченном яростью черни, возмущают его: «Эти несчастные переместили ненависть! О пруссаках уже не думают. Еще немного – и их начнут любить! Не миновать нам позора».[490] И еще: «Парижская Коммуна возвращает нас в полном смысле слова к Средневековью. Это очевидно… Многие консерваторы, которые из любви к порядку хотели бы сохранить Республику, жалеют о Бадинге и в душе призывают пруссаков… Мне кажется, мы никогда не были столь низменны».[491] В том же письме он сообщает Жорж Санд, что собирается оставить мать и племянницу в Невиле, где они будут в безопасности, и вернуться в Круассе: «Это жестоко, но необходимо. Попробую снова приняться за моего бедного „Святого Антония“ и забыть Францию».