Интересно, калибр орудий на внешней стене больше, чем на внутренней? Я посмотрел на Сола, но вряд ли он в курсе. Придется рискнуть.
— Половина мешка забита чистым эфиром. Вряд ли тебе кто-то платил столько за проход.
— Э-э, восьмерка, — поднял руки Сол. — Я же уже говорил, деньги меня не интересуют.
— А что тогда? — напрягся я.
— Эфир я возьму, само собой, но мне нужна должность инквизитора. Восьмого района.
— То есть мой труп?
— Смекаешь, да? — ухмыльнулся он.
— Опять пахнет конфликтом интересов, Сол.
— Никакого конфликта, — замотал он головой. — Ты уйдешь, так что никто никогда тебя больше здесь не увидит. Точно так же, если тебя испепелит, скажем, эфирным взрывом посреди свалки. Минимум жертв среди восьмерок, а от страшной химеры осталось лишь… Что осталось от страшной химеры?
Я тихо прошептал команду, с удовольствием глядя на расплескавшийся ужас в глазах Сола. Кресло заметно прогнулось под моим весом. Я оглядел свои руки и грудь. Затем одним движением отломил несколько наростов с брони и положил их на стол.
Вернувшись в исходное состояние, вытащил простенький нож из-за голенища и полоснул себя по ладони. Кровь щедро заструилась, пачкая кусок брони.
— В крови немного наномашин. В них программный код с идентификацией моей личности. Так что инквизиция подтвердит, что это моя кровь и моя броня. Спрячь в холодильник, потом положи в радиусе взрыва, чтобы опалило эфиром.
— Хо-хорошо, — заикнулся Сол. — Это впечатляет, восьмерка. Реально круто.
— Спроси Киру, может и тебя таким сделает, — произнес я, вставая с продавленного кресла.
— Ты хочешь сказать?
— Ага. Второе поколение уже здесь.
— Так а ты куда? Мне надо все подготовить, тебе бы не высовываться до вечера.
— Завтра, Сол, — произнес я. — Сегодня у меня одно дело. Плевое.
— Да чтоб тебя со стены обоссали, восьмерка, — чертыхнулся Сол.
— Не сдохни, — попрощался я и вышел наружу. — Хотя бы еще сутки.
Вечерело и первые восьмерки уже начали стекаться к своим халупам, стараясь не поднимать голову слишком высоко. Смотреть в небо здесь считается моветоном. Будь как все, будь незаметным, дольше проживешь.
Не смотри восьмеркам в глаза, не разгибай спину, не повышай голос. Негласные порядки сраного сектора. Сектор следит за тобой, восьмерка. Он смотрит, чтобы серая вялотекущая масса была однородной и без комочков.
Выделяться на фоне других тут опасно. Не такой, как все, значит инородный. Язва, опухоль, злокачественное образование. За тобой надо следить, приглядывать и вовремя удалить. Потому что если одна восьмерка смотрит уверенно вперед, то это может быть заразно.
И тогда волнения, разговоры, заговоры, бунт. И вот уже толпа восьмерок гордо шагает на штурм. Глаза горят, спины прямые, грудь колесом. А это значит одно. Потеря дешевой рабочей силы и непредвиденный перерасход боеприпасов. А кому это надо?
Никому. Так что это вопрос времени, когда меня вырежут и удалят с тела этого гнилого сектора. Зачем напрягать опытных людей? Лучше самому свалить, пока целый. Но для начала одно маленькое дело, которое надо бы завершить.
До церкви в восьмом районе я добрел тихо и без происшествий. Что копы, что солдаты уже носом клевали на своих постах. Оно и не удивительно. Первые не привыкли к такой продолжительной и тяжелой работе.
А вторые… Не знаю, видимо это тоже заразно. Так что я старался побыстрее пройти мимо постовых, иногда делая крюк через дворы. Пару раз приходилось пережидать патруль, шедший мимо.
Но вот я здесь, перед старым кирпичным зданием церкви. В главные ворота лучше не заходить. Не хочется попадаться на глаза к Неоякудза. Вряд ли что-то осталось от наших теплых отношений с Нораем.
Может они и не сдадут меня на месте, но проверять не хочется. Будет немного обидно, если все же сдадут. Но и винить их не в чем. Новый хозяин, новые правила.
Я обогнул здание по периметру, даже не заходя на территорию. Церковь не охранялась, все-таки это территория клана, а у тех свои бойцы имелись. И на территории восьмого они вполне могли пободаться с солдатами инквизиции. Некоторое время, разумеется.
Отворив неприметную дверку в маленькой постройке без окон, я вошел внутрь. Тут пахло сыростью и плесенью, а воздух казался спертым. Оно и понятно, этим туннелем никто особо не пользовался. Раньше дети убегали через него от бдительных глаз настоятельницы.
Кто за выпивкой, кто за другими запрещенными развлечениями. Но те дети уже давно выросли, покинули церковь, нашли себе работу по способностям. И сдохли, разумеется. Как и положено хорошим, добропорядочным восьмеркам.
А новое поколение, пришедшее с караванами беженцев, вряд ли знало про этот проход. Из которого я вышел на внутреннюю территорию церкви.
Настоятельница Агнесс сидела на скамейке в углу дворика. Вокруг нее сгрудилась малышня, галдя и перебивая друг друга. Настоятельница им что-то читала. Бумажная книга, судя по всему. Возможно, одна из тех, что притащил я в свое время.
Облокотившись о стену пристройки, я наблюдал за ними издалека, не выходя из тени. Мелкой среди детей не было, что немного напрягало. Единственный фонарь над лавочкой мерно светил желтоватым светом.
Когда настоятельница закончила читать, дети принялись радостно галдеть, задавая вопросы. Следом послышались жалобные голоса и ворчание. Я ухмыльнулся про себя. Никто не любит рано ложиться спать. Ведь еще столько интересного можно встретить на пожелтевших страницах книг.
Гораздо более интересного, чем старая кирпичная кладка стен церкви, да мозаичные дорожки из разноцветного стекла под ногами.
Но Агнесс была непреклонна и быстро загнала детей во внутренние помещения. Я продолжал стоять, облокотившись о стену. Черный свисал с карниза вверх ногами. Затем его голова повернулась на сто восемьдесят градусов, показывая мне клыкастую ухмылку.
— Не смей, — прошептал я. — Не в этом месте. Порву.
Черный открыл было пасть, затем захлопнул. Обиженно посмотрел на меня и стек с карниза. В буквальном смысле стек, превратившись в кучу черного дерьма с алыми прожилками. Намек понят, но мне плевать.
— Тебя тоже касается, — произнес я ухмыльнувшемуся Восьмерке.
Но тот и не собирался ничего комментировать, поэтому просто пожал плечами и продолжил накидываться из своей бесконечной фляги. Тоже говнюк, знает же, как мне завидно.
Вскоре вернулась Агнесс, ведя под руку мелкую. Та послушно плелась следом, уставившись перед собой. Настоятельница посадила ее на лавочку, где сама недавно сидела. Девочка тут же достала из-за пазухи небольшую книжку, открыла и уставилась в содержимое.
Агнесс направилась в мою сторону, а я не отрывал глаз от мелкой. Она читает или просто разглядывает картинки? Отсюда было не понять. Но страницы она перелистывала медленно.
— Спасибо, что подождал, Восьмой, — произнесла Агнесс, подойдя ближе. — Дети и так напуганы вчерашними взрывами. Ни к чему им новые волнения.
Я молча кивнул, разглядывая мелкую.
— Это ведь ты был, да? Клановые приходили, предупреждали.
Я снова молча кивнул. Почему-то картина читающей мелкой, сидящей на скамейке в свете единственного фонаря, вызывала у меня странные чувство. Какое-то тепло зарождалось глубоко внутри. Странно.
— Как она? — наконец спросил я.
— Оби? В целом хорошо.
— Оби? — удивился я.
— Да. Пожилой джентльмен сказал, что так ее зовут. Который привел девочку. Хоть на имя она никак не реагирует. Но она вообще мало на что реагирует.
— Оби, — повторил я.
Ну да. Как-то ведь надо было ее называть. Не объектом же номер один? Пусть будет Оби. Хотя надо бы по-хорошему у нее самой спросить, вдруг у нее уже есть имя. Да только вот…
— Она разговаривает? — спросил я, стараясь сдержать тревогу в голосе.
— Да, правда очень мало. Зато аппетит у нее отличный. Ест все, что дают. Хотя, — замялась Агнесс, — не сказать, что голодала. Не дают, так и не просит. А еще она очень странно читает.