Я вижу вновь как это было:
"Pardon, madame, vous etes tres bellе..."
"Pardon, monsieur, - я возразила, -
Je suis encore mademoiselle!"
Зачем в Москве была к вам строже,
Чем мне хотелось - не пойму,
Но - случай, промысел ли Божий -
Весной мы встретились в Крыму.
Под ветром с запахом полынным
Там, на понтийском берегу
Упрямо древние руины
Эллады память берегут.
Гекзаметр прибоя мерный
И парусов крылатый крен...
Сравнив с Прекрасною Еленой,
Вы стали звать меня Элен.
Лазури празднество и света,
Прогулки к морю допоздна
И звездопад на склоне лета -
Все вдруг оборвалось - Война!
Вдруг - как по злому мановенью -
Нет места счастью и стихам,
Вой бабий, да в солдатском пенье
Тоска и удаль - пополам.
Знать, наших дней беспечных стая
Снялась и взмыла в синеву -
На поиски такого края,
Где боль и горе не живут.
W...
Приказ. Привычно, терпеливо -
В атаку, сбросив сон и негу.
Но что-то нынче мне тоскливо:
Я так соскучился по снегу...
Бежим по этому же лугу
Как час назад, как день, как век.
Мир будто движется по кругу.
Я так устал... Когда же снег?
И вдруг, как будто вниз с обрыва -
Удар и боль, оборван бег...
И дым шрапнельного разрыва
Как чистый снег, как первый снег.
Мне снег покоем обернулся
И долго плыл в бреду, увы.
Но вот случайно я очнулся
И показалось - рядом Вы!
Да, я, конечно, обознался,
В глазах плыло, как в том бою...
Я победить себя старался,
И вот теперь уже встаю...
PS. Смотрю в окно и вижу прелый,
Замерзший, позабытый стог
И первый снег. Такой же белый
Как госпитальный потолок.
Простите меня за молчанье, мой друг,
На ваш треугольник последний.
Я ездила к бабушке в Санкт-Петербург
И только вернулась намедни.
Прочла - обомлела. Какая беда!
Вы ранены, Боже всевышний!
В бреду и горячке метались, когда
Кружил меня вихорь столичный.
Смеялась, плясала, не зная того,
Что гибель Вам, друг, угрожала.
Каталась на тройках и под Рождество
Красавицу-ель наряжала.
Лишь в праздник - за воинов тост прозвучал -
Вдруг сердце предчувствие сжало,
Из рук моих выпал со звоном бокал,
И я вся дрожа убежала.
Потом в бывшей детской сидела тайком
В вольтеровском кресле большущем
И год уходящий листала, потом
Мечтала о годе грядущем.
День Нового года настанет. Пришлет
Нам солнышко зайчиков стаю.
Чертя в синеве прихотливый полет,
Снежинки как зайцы играют.
Рассыпал на пол, на узоры окна
Камин свои зайчики-блики...
Сквозь стекла озябшая смотрит Луна
На танец тепла многоликий.
Над каждою крышей (зима-то строга!)
Пусть теплятся дыма колечки,
И Огненный Заяц огонь очага
Хранит неустанно и вечно.
Пусть кончатся месяцы страшной войны, -
Ах, Заяц, ведь ты не задира! -
Верни же друзей из чужой стороны,
Верни же безоблачность мира,
А нам поскорей подари rendez-vous...
Лечитесь, себя берегите.
Надеюсь, в Крещенье вернетесь в Москву.
Иль я к вам приеду, - хотите?
На этом переписка обрывается, видимо, штабс-капитан был убит...
История знает романы в стихах и письмах. Революционный герой Шмидт, еще там кто-то. Один взор, пятиминутная встреча - и переписка на всю жизнь. В письмах любить легче. Мазохизм какой-то, самолюбование своей придуманной любовью к придуманному персонажу. Окучивание, старательное взращивание, лелеяние придуманной любви к придуманному человеку. Так легче, так чище, так идеальнее, так воздушнее, так печальнее и оттого острее. Так надрывнее, вразнос, остро до бритвы.
...Милый друг... Смею ли я... Как я взволнована Вашим прошлым письмом, я сама, как и Вы, много об этом думала...
А если б они вдруг встретились, то что ж, любовь скультивирована - надо автоматически под венец.
Только разлука оттачивает тонкую любовь. Разлука - это письма, чуткие переживания. Совместная жизнь - это быт, стирки, ругань. Опять спит в бигудях. Опять пепел на ковер стряхивает, идиот.. Опять она в драном халате, мымра.