После получасового резвого перехода среди елочек отряд вышел к крохотной лесной полянке с несколькими установленными посредине нее деревянными перевернутыми крестами. Здесь все и остановились. Усталые пленные повалились на траву, а килдинги собрались в кучу довольно далеко в стороне от них. С пленными остались только четверо охранников: у двоих из них были калаши, у одного М16 (16), а у четвертого – Беретта (17). Между злыми и уставшими килдингами завязался ожесточенный спор. Спорил в основном крепкий боров с непонятно откуда взявшимся маленьким человечком в зеленом балахоне. Остальные вносили только шум и плевки в разные стороны.
Максим попытался прислушаться, чтобы понять о чем идет разговор, но кроме шума и отдельных криков ничего не смог разобрать.
- Говорят что в гробу видали такую проверку – негромко сказал худенький «пианист» осматривая ранение в ногу. Оно видимо его сильно беспокоило: штанина была залита кровью, а зубы судорожно впивались в нижнюю губу. – Они видимо муры, и хотят чтобы их в секту наконец то приняли
- Откуда ты знаешь? – также тихо спросил сидящий неподалеку Максим.
- У него слух хороший, ты уж поверь – широкоплечий коротышка попытался изобразить улыбку на разбитых губах.
- Действительно хороший – согласился Кирилл. – Я даже ни одного слова разобрать не могу.
- Азалию какую то поминают всеми матерями – продолжил «пианист». Выглядел он довольно бледным, но все равно держался стойко. – Она с ними почему то не пошла, и похоже она - сенс.
- Что им нужно, что они с нами сделают? – вмешался в разговор испуганный голос Кати. Выглядела бы она достаточно неплохо если бы не испуганные глаза, которыми она изучала кресты возвышающиеся на поляне.
- На крест прибьют и подождут пока не сдохнем. Это килдинги. Знаете про таких? – подал голос толстячок.
- Нет, не знаем. А кто это? – Даша выглядела не лучше Кати. Хотя у нее перестали слезиться глаза и кашель уже давно прошел, но стойкое чувство приближающейся нехорошей развязки рисовало на красивом лице одну гримасу за другой.
- Это секта, дети Стикса. Вы новенькие что ли? Они и про вас говорят. Будто который в серой рубашке и разгрузке: и про Сабину знает и про кресты. Так, еще и про внешников говорил и про Пекло. И при этом утверждает, что он новичок. Это ты что ли? – «пианист» вопросительно посмотрел на Максима.
- Ага, я – не стал отпираться Максим.
- У них крестов не хватает, сейчас еще доделают. Тут где то схрон видимо есть у них поблизости. А тобой они сейчас займутся – «пианист» снова посмотрел на Максима.
«Пианист» действительно слышал удивительно хорошо, потому что боров с маленьким человечком направились прямиком к Максиму.
- Давай, выкладывай кто ты такой. Только не ври что новичок – боров резко поднял Максима за грудки и поставил рядом с собой. Загрузка одетая поверх рубашки при этом немного хрустнула. – Будешь врать - я тебе яйца отрежу.
- Да я правда новичок – состроил испуганную моську Максим. – До сих пор понять не могу что происходит. Сначала зомби какие то жуткие бегают, потом вы.
- Откуда про Стикса знаешь и про Сабину, скотина? – боров готов был начать приводить угрозу в действие.
- Так мне вот этот рассказал – плаксивым голосом ответил Максим указывая на бородача сидевшего немного в стороне и состроившего при словах Максима удивленную рожу. – Говорит тут в Улье есть дети Стикса, а ими Сабина верховодит.
- Что он еще тебе рассказал? – маленький человечек с серыми выцветшими глазами пристально смотрел на Максима снизу вверх.
- Говорит Стикс вами недоволен – Максим перешел на тон учителя в школе.
- Это еще почему? – удивился боров.
- Ну он говорит что вы, разгильдяи рукожопые все неправильно делаете – Максим пытался не смотреть борову в глаза.
- Что это мы неправильно делаем? – не понял боров.
- Жертвы приносите какие то покоцаные. Богине Кали, например последователи жертву выбирают здоровую, без огнестрельных ранений – Максим выглядел довольно рассудительным.
- Мы не Кали приносим – боров почему то вдруг нахмурился.
- Ну так вот, он и говорит что вы еретики, богохульники и неофиты. Стикса ни во что не ставите. А нужно жертву в начале подлечить, помыть как следует и дать исповедаться. Вот как он мне говорил – Максим чувствовал, что перегибает палку, но не пошутить перед смертью он не мог.