«Думаю о всякой херне, а надо бы о том, как разговор с боссом наладить...», — почесал затылок, обошёл бочком ящик в коридоре, втянул живот и протиснулся в щель прохода. «Заграждения для пустынного кластера слишком надёжные», — отметил, обернувшись. «Слишком...», — пробормотал я и замер.
В темноте сзади как будто что-то мелькнуло на секунду. Словно блеснул взгляд кого-то очень опасного, того, что с интересом осматривал меня. Оценивал, как потенциальную добычу, с разных сторон. С какого бока лучше подойти, чтобы эффективней убить, откусив кусок ещё тёплой плоти. Как ударить, чтобы добыча не поняла, откуда был нанесён удар, просто не успела бы понять.
Спина предательски покрылась мурашками. Они стадом пробежали от лопаток и скрылись где-то в пояснице. Выхватил пистолет и короткими шагами засеменил в направлении кабинета Жала. То и дело оглядываясь в надежде не пропустить удар или хищный взгляд.
Мой Бог не всесилен, если оставил умирать в этом аду. К кому обращаться с мольбой? Кого благодарить за то, что мы избежали смертоносных когтей и клыков тварей, коим нет имени, и что должны довольствоваться прозвищами от будущей еды?
Местные воздают хвалу этому проклятому миру, что обрёк их на вечную жизнь и вечную борьбу за неё. Но я пока слишком чужой для него, хоть и по пробуждению в незнакомом месте уже хватаюсь за оружие и только потом соображаю, где я. Это — лишь базовый инстинкт, что заменяет собой панику, желание убежать от заражённых. Хотя... может, я ошибаюсь, и этот инстинкт есть в каждом мужчине? Может, он просто спит, как спят медведи, пока не придёт тот самый день, когда нужно будет взяться за оружие? Я не знаю. Даже не уверен в том, буду ли бороться за завтрашний день в этом мире
Очнулся перед кабинетом Жала, с пистолетом в дрожащей руке, нервно теребящим ручку двери. Одёрнул себя, выпрямился, глубоко вдохнул, на выдохе сосчитал до десяти. Дрожь в руках прошла, но чувство чужого взгляда на себе не пропало, даже наоборот, прилипло крепче некуда.
Постучал костяшками пальцев в дорогую лакированную дверь тёмно-коричневого цвета. Сначала я услышал сухой кашель с той стороны, а потом одобрительное: «войди». Повернул ручку и легко толкнул дверь.
Кабинет бывший хозяин отделал также безвкусно и вычурно, как и коридоры с фасадом. Поморщившись от обстановки, сел в кресло напротив Жала. Я видел его впервые, как и он меня, поэтому некоторое время мы изучали друг друга.
Высокий лоб, впалые скулы и серые, проникновенные до чёртиков в душе, глаза, — первые черты, за которые невольно цеплялся взгляд, выдавали в нём «усталого» человека, который, тем не менее, во всём может дать фору многим молодым, научить их своим примером, опустив с небес на землю. В общем, суровый мужчина средних лет.
Он спросил:
— Ну, рассказывай, зачем пришёл? — разрывая тишину. — Никак за долей?
— Да. Не думаю, что такие новички, как я решаются беспокоить вас по другим поводам.
— Правильно думаешь, — кивнул Жало. — Но, с другой стороны, на толковых новичков посмотреть стоит лично, а ты будешь толковым, Алеша. Вижу, что парень ты не гнилой, даже правильный больно, но ничего, пообвыкнешься — вся дурь выйдет.
— Насчёт доли...
— Не торопи старика. Помню всё. Бригаду ты, конечно, подставил, но не сильно. Кузов залатать при наших средствах проще некуда. Так что твой вклад в общее дело я оценил на твой ствол, тридцать пачек патронов и две горошины. Патроны получишь у Толстого, я распоряжусь, а горох при мне выпей, — Жало достал из кармана куртки две горошины, покрутил их в руке и передал мне.
— А сода с тарой у вас есть? — спросил, покатывая в руках свою долю.
— И вода, и водка. Считай, как под материнским крылом устроился, разве что, я не буду за тебя делать раствор и процеживать. Это сам, пожалуй, — сказал он, ставя на стол ингредиенты.
Разбавил всё в пропорции один к трём. Треть соды, треть воды, треть водки. Когда горох с содой растворился, я добавил туда остатки спиртосодержащей продукции, подождал, пока вся муть осядет на дно и процедил получившийся напиток в бутылку из-под водки.
Отошёл на середину кабинета, выпустил воздух из лёгких и залпом выпил содержимое бутылки. Шло легко, словно так и должно быть. Поставил пустую бутылку на пол — старое суеверие, про пустую тару на столе, однако, в мире, где все поголовно являются суеверными, такое поведение само собой разумеется.
— Благодарствую, — кивнул Жалу. — Скажите: в коридоре ваш скрытник стоит?