Спорить с вооружённым человеком не очень-то хочется по натуре мирного человека. Особенно когда его оружие приставлено тебе между лопаток. Особенно когда этот человек хотел совершить захват власти в стабе и вырезать неугодных, пока те спят. Но всё же для поддержания разговора спросил:
— Зачем я там? — попытался пожать плечами. Ствол пистолета упёрся в лопатки сильнее.
— Ты там нужен, чтобы засвидетельствовать справедливость. Пацанский суд, если тебе так угодно, — говорил Босяк. Голос его звучал елейно, добираясь до самой души. Вселяя животный страх, записывая на подкорку «Конфликт со мной — смерть!».
— Да, засвидетельствую, над тобой, — позволил себе усмехнуться. — Ты правда думаешь, что после всего Седой с Жалом оставят тебя в живых? Ты привлёк элиту со свежего пира, и они просто так отсюда не уйдут. На том кластере уже свежатины ловить бесполезно, всех, кого могли сожрать — сожрали. Так что пойдут вглубь. Вообще, одного предательства достаточно.
— Не придавал я никого! Гадом буду! — вспылил Босяк, ударив себя кулаком в грудь. — Это Жало, сука. Скрысить хотел часть от сделки с внешниками. Скрытник его правильным пацаном оказался, мне всё сказал. Его слова было бы достаточно перед Седым, да Жало не первый раз замужем, быстро понял, кто его мне слил. Решил меня слить и как, блять, красиво-то! — Босяк со злости пнул бездыханное тело. — Послал проверить схрон, а там двое чепушил. Снайпера, с редкими дарами. Уже всё подготовили так, будто я схрон подчистил. Ну как «подчистил» — снёс часть оружейки на другой кластер. Тот самый, с которого эта элита припёрлась. За тем, который чуть позже прилетел. Рассказывают они мне это, значит, и говорят: «Выбирай, где и как умирать предпочитаешь: здесь или на месте? Можем сделать всё так, будто тебя мутанты сожрали, а можем типа сами поймали и наказали? Выбирай». И в такой, знаешь, наглой ультимативной форме. Выбрал, тип, отвезите на место — буду знать, где добро хранил. В общем, пока суть да дело — упокоил этих гавриков прямо там. Тему на суд пацанский поднял, те, кто со мной пошёл — тоже Жалу не особо доверяли, а остальные пообещали просто не мешаться под ногами. Дело было как раз вчера вечером обговорено. Утром мы вышли, причём как белые люди. Я седому всё выложил, он сказал, что нехорошо, так делать перед самым выездом, но сам вмешиваться не будет. Победит Жало — он его на чём-другом поймает. Победю я — всё станет как было, даже ещё лучше! — Босяк закончил, отвинтил с пояса флягу и сделал три больших глотка, пока я переваривал всю выложенную на меня информацию.
Сейчас пистолет Босяка лежал у него на коленях, а сам он сидел вполоборота ко мне, весело качающемуся на офисном кресле покойного радиста. На самом деле не весело, а очень даже нервно. Мысль за мыслью перебирал в голове.
«В чистой схватке мне Босяка не одолеть явно. Согласиться — он явно будет сопровождать меня также под дулом пистолета. А не соглашаться — присоединиться к Саньку. Всегда есть выход…», — резко прекратил крутиться на стуле, упёр ногу в пол и, оттолкнув кресло, встал. Вырубил аппаратуру совсем, чтоб не сажать батарейки у рации.
— Положим, Босяк, я тебе верю, — сказал, сидя к нему спиной. Он не дурак, но лишний раз подтвердить намеренья словами в такой ситуации никогда не бывает лишним. — Но вот как ты собираешься убедить тех, кто остался там, за стенами стаба? Да, сейчас, когда они заняты подготовкой к отражению стаи элиты, проникнуть на территорию базы будет легче лёгкого. Да, убьёшь Жало, а тебя убьют следом, не будут слушать, и Седой не успеет.
— Эх, Алеша, ты в натуре Алёша, — Босяк едва заметно улыбнулся, голос изменился на более лёгкий, зычный. Всё ещё сидел к нему спиной и слушал. — Понимаешь, пока ты два дня к ряду занимался саморазвитием и чуть ли не дрочил, стоя на голове, остальной стаб жил своей жизнью. И перемены в этой жизни заметил не только я, не только Седой, не только эта крыса жирная, но и все пацаны.
Вот ты встал сегодня утром, а все как на иголках или с шилом в одном интересном месте, да? — развернулся лицом к Босяку и едва заметно кивнул. — Так вот, это не только от того, что я увёл верных людей и скрысил, — последнее слово мур буквально выплюнул, — часть общего хабара от сделки. Это ещё и от того, что все чуют перемены, малой. Один лишь ты заперся на полигоне и дрочишься, как бы продержаться здесь подольше, небо покоптить, — Босяк тяжело вздохнул, а потом зашёлся кашлем. — Ну, бля, малой, от тебя и духанище.
Вот ты только обдристаться успел, а я, между прочим, знал того парня, которого ты завалил, и был он на вашей стороне, и спас тебя не просто так. А ты ему пулей отплатил, — невесело усмехнувшись, прокомментировал. — Настоящий мур вырос. И меня, поди, как убрать думаешь? А ты не думай, делай. Дар у меня всё одно в бою пустой. На рефлексах одних я не вывезу, ты не клокстоппер, конечно, но на меня хватит и твоего выблядского умения.