— Всё понимаю. Мне с этими людьми работать, так что поверь — контакт наладить сумею.
Довольный таким ответом, Босяк поравнялся со мной и стал идти в ногу, чтобы я не выглядел на его фоне слепым котёнком. «Интересно, это он настолько благодарен за помощь или Седой оставил его проследить, чтоб контакт с боевой группой наладился наверняка? Впрочем, подумать об этом будет время...».
Заприметив нас в коридоре, часовой сначала вытянулся по струнке, быстро отдал честь, а потом шмыгнул в комнату, которую охранял. На что Босяк хмыкнул и задорно мне подмигнул, мол, смотри, как нас встречают.
Подошёл к двери, занёс руку, чтобы постучаться, но он остановил мою руку, выпрямил её и с силой вложил ключи. Что я соизволил перевести как: «Нечего стучаться, войди, как хозяин».
На связке болталось всего три ключа, причём явно местные самоделки. «Вы и замки переделать успели, значит. „Никто не ходит“, ага, так я и поверил», — размышляя над тем, насколько правдивы слова насчёт заброшенности четвёртого блока, вставил ключ в замок, провернул в левую сторону. Дверной замок с лёгким щелчком убрался в паз ручки.
Уже приготовился использовать дар, ожидая вполне «тёплый» приём. Однако никакой агрессии со стороны парней не дождался. Толкнул дверь во внутрь, вошёл и замер.
Картину, наблюдателем которой я стал, наверное, назвали бы «Растление Евы» или «Свальный Грех». Пять минут я просто стоял и изображал из себя вуайериста, пытаясь склеить изрядно треснувшую картину мира и представления о сексе в частности.
В тот момент, когда я зашёл внутрь комнаты, все пятеро парней одновременно(!) доставляли физическое удовольствие как себе, так и своей жертве. Иначе назвать девушку язык просто не поворачивался. Однако, судя по сдавленным, но весьма томным стонам, исходящим откуда-то из неё, процедура доставляла больше удовольствия, чем боли, ну, или она просто мазохистка.
«Зашёл, блять, как хозяин», — удивлённо, но тихо, сказал я. Посмотрел направо.
Босяк тоже был крайне удивлён, недоволен и, кажется, злился. Достаточно быстро взял себя в руки, слава Улью не в буквальном смысле, и так же тихо сказал: «Покажи им своё присутствие, наори или присоединись, стукнув кого-нибудь их этих обалдуев хуем по лбу!».
Последовал совету, для начала громко прокашлявшись:
— Кхм, молодые и красивые, пьяные и волосатые! А вы часом не охуели прямо при двух начальниках насиловать девушку?! — спросил громко, но в то же время спокойно, разжигая уверенность не столько в них, сколько внутри себя.
— Не вижу, чтобы девушка была как-то против того, что мы делаем, — ответил долговязый, но при этом жилистый паренёк, который с одинаковым успехом мог быть как свежаком, так и человеком, выживающим в Стиксе не первый десяток лет. — Ну, а то, что начальство — совершенно никакой разницы, тем более ты что ли?
«Надменно, очень. Метишь на место неформального лидера? Ну, сейчас мы тебе остудим».
— Допустим даже, девушка не против, и вы предаётесь свальному греху по взаимной и непорочной любви вас пятерых и её к кому-то одному, только вот я не вижу, чтоб тебя ебали в жопу. Вынули свои хуи и заправили их в трусы, считаю до трёх, — демонстративно лениво выхватил пистолет из кобуры. — Как только счёт закончится — она умрёт.
«Раз уж обо мне идёт слава психа и маньяка, а быть добрым не получилось с самого начала, будем закреплять!».
«Раз...», — и вот уже часовой прыгает на одной ноге, натягивая джинсы.
«Два», — щелчок предохранителя вмешивается в шуршание одежд, ритмичные хлопки и громкие вздохи освободившимся ртом.
«Три», — четверо парней вняли предупреждению, при деле остался только долговязый. «Прости», — мысленно прощаюсь с девочкой и вдавливаю спусковой крючок. Ахи тут же смолкают, в ушах немного неприятно звенит, хлопки тоже.
Долговязый смотрит сначала на тело девушки, потом на пистолет, а в конце — на меня. Глаза его расширены от удивления, однако никакого страха в них не наблюдается.
— Ты правда думаешь, что это как-то меня напугает или изменит отношение к тебе? Если ты до сих пор не понял: в Стиксе людей, как грязи, даже девушек приносит немало. Так что спешу расстроить, ты лоханулся! — всё также самоуверенно говорит он.
— Нет, дорогой мой, — быстро переставляю ствол на него, — лоханулся тут только ты, ибо будешь трахать это тело до тех пор, пока оно не задубеет или не разложится до полностью физически неебабельного состояния. Только попробуешь вынуть хуй — прямо на ней же разделаю, — говорю совершенно спокойно, лишь в конце позволяя себе улыбнуться уголком губ.