На этот раз провожатый, коим, несомненно, являлся Босяк, просто я не мог его разглядеть, не стал стучать, а просто открыл дверь перед носильщиками.
Они вошли в кабинет и бросили меня на пол, как куль с картошкой. Сдавленно охнул, но почувствовал, что таки могу говорить, хоть и аки пропитая сова.
— Гном, Дрызга, испарились отсюда, быстро! — спокойно сказал Седой, но при этом столько власти чувствовалось в его голосе, что им наверняка можно было гнуть проволоку. — А тебя, Босяк, я попрошу остаться, поговорим после вердикта Коновала. Действуй, — кивнул он в сторону мужчины лет тридцати с суровым лицом и стальным взглядом.
Мужчина потёр руки, достал из портфеля, что стоял до момента рядом с ним, сумку, открыл её, вынул два шприца с мутноватой жидкостью янтарного цвета, постучал по ним, проверил на свет, сбрызнул.
— А не много ли ему две дозы спека вне очереди? — озаботился Босяк.
— Иначе не вытяну — помрёт от болевого шока раньше. Но потом и тебе вколем, после «процедур», — улыбнулся Коновал и перетянул мне руку чуть выше локтя жгутом.
Уже приготовился к новой порции боли и кровопускания от того, что он пропил навык и не попадает в вену, но он попал с первого раза и вводил спек очень аккуратно. Спустя десять секунд понял, почему.
Так меня не крыло никогда, перестало заботить вообще всё, в тот момент мне было пофигу, на разбор меня отправят или покорять Эверест голым.
Знаете, как мирно колышется трава на ветру или водоросли под водой? После второго укола я почувствовал себя такой водорослью.
Все манипуляции с моим телом отдавались лишь лёгким покалыванием в районе затылка.
Через некоторое время услышал, как сквозь вату;
— Моя работа закончена, уносите, больше я к нему не притронусь, — и перестал соображать.
Глава 2
Очнулся голым на холодном кафельном полу, поднёс дрожащие руки ко рту и дышал на них, согревая. Когда понял, что особого тепла это не приносит, стал растирать себя до красноты.
Очень смутно помнил, что происходило до того, как оказался здесь и вообще не представлял процесса моей транспортировки в очень, сука, холодную душевую!
Холод и влажность пронизывали насквозь, добираясь до каждой несчастной косточки, сковывали ужасно прочными цепями. Растирание не помогало, хоть и шевелить пальцами стало ощутимо легче.
Попробовал встать. Опёрся на руки и резким движением привёл тело в вертикальное положение. Дрожал, как кролик, глядя в глаза удава, но в отличие от этого кролика мог сделать шаг.
И сделал, шагнул вперёд, без мыслей. Мозг словно замёрз, тело получало команды с задержкой. Осознавая это, я словно расщеплял сознание. Одна его часть заторможенно отправляла команды нервной системе, а другой являлся я сам. Чувствовать это, понимать всю неправильность такого сознания — откровенно пугало.
Липкий, животный страх овладел каждой моей клеточкой. Хотелось вырваться, только откуда и куда совсем не понимал. Понимал только одно: нужно сделать это прямо сейчас, иначе ты отсюда не выйдешь.
Только вот, что сделать? Как сделать и куда идти? Оставалось только биться головой об мокрый кафель, пока мозги не встанут на место или лоб не расшибу.
И вот представьте такую картину: стоит голый мокрый чувак в душе с пустым взглядом и до крови разбивает себе лоб об стену, а потом поворачивается в вашу сторону, заливаясь безумным смехом. Что бы вы сделали? Правильно, достали бы ствол, снятый с предохранителя, и выстрелили психу в сердце или голову. Но с Босяка за косяк спросили очень серьёзно, так что он просто встал рядом и начал долбиться башкой вместе со мной.
Второй раз испытав катарсис, отметил, что, кажется, меня отпустило или отпускает. Хрен пойми эту дурь!
Кое-как растормошил Босяка за плечо. И, либо я слишком долго тупил, либо душ тут очень жёсткий. Одежда на нём почти насквозь промокла. Кожу покрыли стада мурашей, когда как я просто чувствовал себя, словно в морозилке на скотобойне стоял.
— Босяк! Эй, приём, меня слышно!
— Ха-ха-ха, — раздался смех со стороны входа. — Похоже, наш друг проникся твоей идеей разбить себе голову. Это будет для него всяко лучше, чем натаскать твою тушку до гладиатора, типа Дрызги, — я узнал этот голос. Он принадлежал Коновалу.
Встал в анфас к бывшему хирургу. Ногата не стесняла и уверенности не придавала, она просто была, как и я сам. Полупоклон вышел неловким, деревянным, привстав на носочек левой ноги, как видел в каком-то фильме про средневековых лордов и графов, чуть не упал головой вперёд.
— Похвально, очень похвально. Первый раз вижу, чтоб кто-то из попавших к нам при виде меня делал книксен, тем более из мужиков, — Коновал прищурился и лукаво спросил: — Ты часом не пидорок?