Я словно слышал хруст под ногами. Даже пыль перетиралась в нечто куда более мелкое и неосязаемое. Старожилы смело вдыхали мёртвый воздух, я же опасался этой... субстанции. Повязал бандану в качестве маски на лицо и ступил на территорию мёртвого кластера.
Влияние необычной атмосферы ощутилось мною сразу. Закружилась голова, картина мира перед глазами немного поплыла и потеряла всякий цвет, оставив только черноту и бледные силуэты впередиидущих. Желудок, как и кишечник, начал сокращаться, призывая меня к опорожнению, а вскоре и мочевой пузырь наполнился до самых краёв.
Кое-как справившись с собой, нагнал Босяка и описал ему своё состояние.
— Это обычные чувства для первой ходки по черноте. Она старается нас выжать до самого дна, чтобы мы стали частью этого мира, не вернувшись в мир живых. К этому невозможно привыкнуть до конца, если в отряде нет «ходящего сквозь черноту». Дар чертовски редкий, даже реже клокстопперов. Может, у того каравана, который передал новость, такие есть, потому что они часто ходят через границу районов, а каждый район...
— Ограждён такой вот стеной. Знаю, не надо по новой.
— Что ж, ты прав. Лучше экономить силы, но передвигаться как можно быстрее. Даже монстры Улья, как Коновал, Седой и Ведьмак не могут на черноте дольше суток держаться.
— Кхм, последний рывок к вам занял у меня трое суток, а было это век с лишним назад, — вмешался Ведьмак. — А Седой вообще на черноте месяц стоял, близь этого тройника правда, но стоял.
— Это я так тороплю Алешу, мы можем растянуться и плестись, аки гусеницы, но как бы мы уже не опоздали. Битвы на черноте — это нечто страшное. Особенно с Неназываемыми. Они — единственные существа Улья, которые переносят черноту вообще без последствий для собственного здоровья.
Сложно представить, какой силой должен обладать человек, способный продержаться на мёртвом кластере месяц. Впрочем, живой пример перед глазами у меня был.
Ведьмак — полная загадок личность, предавшая сильнейшую (или просто самую известную) секту в Улье, называющую себя её детьми. Один из сильнейших рейдеров, которых я встречал, не раскрывший даже одной четвёртой своих сил. «Иногда мне кажется, что при желании Ведьмак может раскидать весь отряд в одиночку и вернуться в Большой Стикс, совершенно не опасаясь за свою жизнь».
Примерно на втором часе пути дико захотелось курить. Плюнул на это желание, так как сигареты с зажигалкой тоже были обмотаны и закинуты в рюкзак из особого материала. Не сказать, что чернота не брала такой рюкзак совсем, но для сравнения прочности я повесил на рюкзак ещё один рюкзак — самый обычный походный.
Результаты эксперимента планировал узнать на ближайшем тройнике. Наиболее полная карта маршрута каравана хранилась у меня в голове, а также в головах Босяка и Ведьмака. Мне её дали, как главному штурману и картографу групп. И тут важно уточнить то, что для мёртвых кластеров в Улье большинство рейдеров использует иное обозначение всего, за которым скрывается простое: «Это не трогай, туда не ходи — умрёшь». Единственное, в чём на таких картах можно быть на сто процентов уверенным — это зелёные зоны. Малые стабильные кластеры или обычные кластеры, на которые чернота ещё не оказала своё тлетворное влияние.
— Когда ж там будет этот тройник? Курить хочу — не могу! — облегчил душу.
— Нескоро, Алеша, ой нескоро, — ответил Босяк. — И да, сними ты эту маску! Не помогают они нихера. Чувствуешь, что тебя мутит? — кивнул в ответ. — Вот, это борьба споранов внутри нас с тлетворным влиянием местной атмосферы. Каждую секунду, которую ты стоишь на мёртвом кластере — ты умираешь и собираешься заново. Те же несчастные, которым не повезло стать антрацитом, просто истощили свой организм до такой степени, что ему неоткуда стало брать ресурсы на пересборку. Как-то так, — философски закончил он, после чего поправил лямки рюкзака и ускорил темп.
Ещё через час пришёл раздирающий душу кашель, такой силы, что маска тут же стала влажной, а кровь с неё в одно мгновение высыхала и осыпалась чёрным пеплом. Фил быстро снял её и дышать стало не то что легче, но как-то иначе. Воздух словно сам стал легче и чуть слаще на вкус. Сладость прибавляла моя кровь.
С каждым пройденным километром различия этих кластеров от обычных всё больше стирались из памяти. Казалось, будто весь Улей — это мир без красок, который убивает тебя, выжимая по капле. И самое страшное — это не монстры, люди или неназываемые, это — сама природа.
Местные виды прекрасны в своей мертвоте и вечности. Например, где ещё можно увидеть цветок, с одним опавшим на землю лепестком и севшей на него бабочкой? Правильно. Только среди мрака, где всё замирает. «Прямо как в стрип-клубе: смотреть можно, а трогать нельзя».